Берлинское кольцо

– Мне свет не нужен, – заметил Саид. Она, опустив пузырек, все еще стояла около окна и испуганно глядела на гостя. До того испуганно, что страх, даже в полусвете, ясно угадывался на ее лице. Как неловко ведет игру, подумал Саид, из рук вон плохо. Неужели не могли подыскать для такой ответственной роли кого-нибудь посмышленее, смелее? Он поднялся со скамейки и тоже подошел к окну. Зося подумала, что гость тронет ее или хотя бы попытается тронуть, и инстинктивно сплела руки на груди, прижалась к стене. Гость не тронул. Глянул в окно, за которым уже ничего не было, кроме темноты и метельной пыли, ударявшейся о стекло. Взял коптилку и переставил в угол, на шкаф, в глухое место.

Зося следила за этим движением гостя с тревогой уличенного в преступлении человека. Она хотела спросить, зачем он переставил коптилку, но по тому, как уверенно и настойчиво действовал гость, поняла, – спрашивать не следует. Ему все ведомо, даже мысли ее, незатейливые, наивные мысли.

– Я же сказал, нам надо поговорить наедине, без посторонних.

Испуг перешел в отчаяние. У стены, все так же держа руку на вороте кофточки, Зося заплакала. «А, черт, – рассердился Саид. – Неужели женщины не способны иначе выражать свои чувства!» Неделю назад ему пришлось наблюдать подобную же сцену в лесу, у Берлинер ринга. Не слишком ли частые повторы!

Плакала Зося тихо и как-то скучно, не вызывая у Саида жалости. И плакала, видимо, с досады, от сознания собственной неумелости и неловкости. Слезы были скупыми, и она не вытирала их. Розоватые от огня крупные росинки путались где-то на ресницах, трепыхали, но не падали. От этого глаза Зоси, широко раскрытые, казались прозрачными и бездумными, как у ребенка, – одно огорчение, и только.

Саид сел на скамейку, притуленную к стене, оказался рядом с Зосей. И от соседства с хозяйкой ему стало легче и проще.

– Его убил капитан? – спросил он участливо, даже с каким-то притаенным сожалением и вроде продолжая давно начатый разговор.

И Зося почувствовала участие, кивнула. Не задумываясь, кивнула.

– Давно? – снова полюбопытствовал Саид.

– Уже месяц скоро…

Он что-то прикидывал в уме, молчал, а Зося, не ожидая новых вопросов, подчиняясь ей одной лишь ведомой закономерности, вдруг принялась рассказывать:

– Шел ночью, в недозволенное время, – им, солдатам, не положено отлучаться после сумерек, вот и выстрелили… Я сидела за спицами, слышу – бах! И еще – бах! Не испугалась, часто стреляют тут, когда надо и когда не надо. Вяжу себе, жду… И не дождалась. Потом утром уже соседка Степанида говорит: «А твоего-то убили…» Вот…

Она повторяла не раз уже сказанное и даже кем-то уточненное.

– Плакала? – без интереса задал вопрос Саид. Хотя в этом и был для него смысл.

Зося кивнула. Не сразу, правда, а когда вспомнила – плакала на самом деле или нет. Не плакала, наверное, подумал Саид, а если и плакала, то вот так, скучно, от досады или отчаяния.

– Он один приходил?

На этот раз Зося торопливо, слишком торопливо, кивнула, будто боялась, что гость даже в коротком молчании почувствует ее колебание. Кивок подкрепила словом:

– Один.

– Имя, конечно, не помните?

– Отчего же, Яша.

– Яша?! Ах, да… – Саид сообразил, что легионеры называли себя в деревне на русский лад, стараясь быть понятными.

– Может, как иначе по-ихнему, – пояснила Зося, – не знаю этого.

– А товарищи как называли его?

Она стала припоминать. Глаза еще больше распахнулись, в них горели прежние росные капли, теперь уже на самых кончиках ресниц. Совсем по-детски отдалась мысли Зося. Не предполагала, конечно, что попала в сеть чужую и раскрывает себя.

– Не Якуб? – подсказал Саид.

– Да, да… Якуб… Яков.

– Кто так называл его? Кто из товарищей?

Зося вовсе увлеклась, старательно принялась трудиться.

– Да этот, коротыш… Как его? Ну, с рассеченной губой.

– А?! – сделал вид, что знает, во всяком случае, что видел такого коротыша, Саид.

– Он, он, – подтвердила Зося.

И, чтобы уточнить, гость подсказал деталь:

– Тот, с которым Яша в Берлин ездил…

– Ага.

Зося вдруг опомнилась – не далеко ли зашла, да и надо ли было идти. Настороженно посмотрела на офицера, пытаясь уловить в его глазах злую мысль. Ничего в глазах не было злого – одно любопытство. Тогда она осмелела:

– Поссорились как-то из-за этого Берлина.

– Здесь, у вас?

– Ну да…

И опять она почувствовала себя на чужой тропе, забрела все-таки на нее, а вот когда, не заметила. Боязно стало.

– А может, и не ссорились, показалось, наверное… Говорили-то по-своему…

– Вы все же догадались, что разговор шел о Берлине?

Чужая тропа оказалась путаной, блукать пришлось Зосе. В какую сторону кинуться, чтобы вернуться назад, на знакомое, твердое, не знала. Стала лгать:

– Слово-то такое, понятное. Оно по-всякому – Берлин.

– Конечно, – согласился Саид. – А вообще-то они дружили?

– Как сказать… Да не особенно.

– Вместе бывали?

– Ясное дело, если товарищи.

– В этой хате?

– Когда и в этой.

Она спохватилась, поняла, что увязла, и с вызовом посмотрела на гостя: соврала, мол, да наплевать! Все одно – не выкрутишься.