Берроуз, который взорвался. Бит-поколение, постмодернизм, киберпанк и другие осколки

Разуму (или Берроузу Излечившемуся), осмысляющему своего бредового двойника, Берроуза Зависимого, требуется художественный текст, чтобы осуществить саму эту встречу. Два Берроуза сталкиваются только посредством Билла Ли. Осуществляющая эту встречу литература превращается в жизненную потребность, своего рода апоморфин.

Наконец, пункт назначения – это выздоровление и независимость. Берроуз пишет: «Вакцину я нашел в конце джанкового пути. ‹…› Я видел, что лечение апоморфином […или литературой? – Прим. авт.] по-настоящему действует. Через восемь дней я вышел из лечебницы с нормальным сном и аппетитом. Я совсем не употреблял джанк два года – рекорд за двенадцать лет. Рецидив на несколько месяцев все же был – как следствие боли и недомогания. Еще один курс апоморфина дал мне возможность обходиться без джанка и теперь, когда я пишу эти строки»{258}

.

Конец травелога. Мозаика готова. Случайность есть воля, которая запускает процесс, позволяет чему-то случиться. «Этот роман – сценарий действий, которые произойдут в настоящем мире. „Джанки“, „Гомосек“, „Письма яге“ – в них восстановлено мое прошлое. Настоящий роман – попытка сконструировать будущее, в каком-то смысле путеводитель по нему. И первый шаг по осуществлению намеченного – завязать с наркотой навсегда»{259}.

Теперь, бегло нащупав инвариантные и нарративные нити, на основании которых и строится сложное полотно «ГЗ», зафиксируем и прокомментируем наиболее существенные элементы поэтики берроузовского «романа». Я выделяю три (на самом деле их больше) инвариантных блока: это контроль, насилие и карнавал

.

Контроль. Повествуя прежде всего о наркозависимости, гиперболический нарратив «ГЗ» имеет тенденцию расширять ее рамки, делая своим объектом зависимость как таковую

, зависимость от чего угодно – зависимость как обобщенный принцип индивидуальной да и космической жизни. Эта градация прослеживается во введении. Берроуз начинает с конкретики – с джанка: «Болезнью является наркомания, и я был наркоманом пятнадцать лет. Под словом „наркомания“ я имею в виду пристрастие к „джанку“ (общее название опиума и/или его производных, включая и все синтетические – от демерола до палфиума). Джанк я употреблял в разных видах: морфин, героин, дилаудид, юкодол, пантопон, диокодид, диосан, опиум, демерол, долофин, палфиум. Я курил джанк, ел его, нюхал, колол его в вену-мышцу-кожу, вставлял свечи в прямую кишку. В игле нет ничего особенного. Нюхаете ли вы, курите или запихиваете джанк себе в задницу, результат один – привыкание»{260}.

Далее понятие джанка расширяется, превращаясь в метафору: «Джанк – это образец монополии и одержимости. Наркоман лишь присутствует при том, как его джанковые ноги несут его прямиком на свет джанка, к рецидиву. Джанк точно измеряется количественно. Чем больше джанка вы употребляете, тем меньше его имеете, и чем больше имеете, тем больше употребляете».{261} Соответственно все, что можно просчитать по этой нехитрой формуле – как скажет Берроуз, алгебре потребности

(англ. the Algebra of Need), – может быть метафорически описано как джанк: «Джанк – это идеальный продукт… абсолютный товар. В торговых переговорах нет необходимости. Клиент приползет по сточной канаве и будет умолять купить… Торговец джанком не продает свой продукт потребителю, он продает потребителя своему продукту. Он не совершенствует и упрощает свой товар. Он унижает и упрощает клиента. Он платит своим служащим джанком. Джанк соответствует основной формуле вируса „зла“: „Алгебре Потребности“. Лик „зла“ – это всегда лик тотальной потребности. Наркоман – это человек, испытывающий тотальную потребность в наркотике»{262}.

Джанк как метафора тотальной потребности может отсылать к чему угодно: к любым наркотикам, алкоголю, но и к еде, и к сексу, и к людям, политике, телевидению. «В общем-то, ко всему можно привыкнуть», – скажет паренек из первой главы{263}, а дальше Берроуз отчеканит свою громогласную формулу: «Независимых больше не существует»{264}.