Читаем Берроуз, который взорвался. Бит-поколение, постмодернизм, киберпанк и другие осколки полностью

Джанк – этот вроде бы банальный наркотик из первой трилогии – в «ГЗ» превращается в ключ к пониманию мироустройства: «Наркотики – это ключ, прототип жизни. Если понять его полностью, то раскроешь многие тайны жизни, получишь окончательные ответы».{265} О том же Берроуз писал Гинзбергу: «Началось все в ранней юности, когда я искал некое средство, ключ, который открыл бы доступ к фундаментальному знанию, дал бы ответ на основные вопросы. ‹…› Например, для наркомана вмазаться – значит получить удовольствие, облегчить тягу к наркотику. Так, может, решил я, всякое удовольствие – облегчение, выражаемое какой-то основной формулой? Удовольствие в нем тождественно боли, напряжению. То же самое справедливо для ширки: пока не ломает по-настоящему, не знаешь, какое это удовольствие – вмазаться. Возможно, наркотическая зависимость и есть та основная формула удовольствия, самой жизни. Вот почему от этой привычки так трудно избавиться, вот почему – если все же соскочить – она оставляет в душе тягучую пустоту. Наркоман узнает формулу, видит голый костяк жизни, и весь привычный миропорядок, прежние удовольствия, делавшие жизнь сносной, разрушаются»{266}. Голый завтрак: он позволяет увидеть, что застыло на конце каждой вилки.

Что за тайны, что за ответы имеет в виду Берроуз в этих фрагментах? Мы поймем это, обратив внимание на то, что повсюду в «ГЗ» терминами-заместителями джанка – или тотальной потребности – выступают власть или контроль. «Мне кажется, наркотики – это один из идеальных инструментов власти»{267}. Контроль, этот синоним власти и

джанка, маркирует магистральный сюжет «ГЗ», и более того – магистральный сюжет всей берроузовской прозы. Жизненный опыт бывалого джанки и его кошмарные фантазии о терзаемых и мутирующих телесных гибридах объединяются в цельный художественный проект через основополагающую метафору контроля. Если сжимать весь анализ до примитивнейших формул, то проза Берроуза посвящена контролю или зависимости от некой (в конечном счете любой) власти.

К такому выводу подталкивают навязчивые повторения этого термина, метасюжет берроузовского корпуса текстов и система лейтмотивов «ГЗ», построенная вокруг темы зависимости и контроля. Детально выписывая разнообразных контроломанов, Берроуз и сам превращается в контроломана – но в то же время и в контролога, ученого-специалиста по полуфилософскому, полухудожественному объекту, сконструированному им же самим. Образное описание и концептуальный анализ сливаются там, где литературный образ контроля/зависимости вирусно разрастается, полагая себя в качестве квазионтологической константы: само бытие есть

контроль – ни больше ни меньше. Стоит ли удивляться, что эта идея Берроуза, писателя, в целом любимого постмодернистскими теоретиками, легла в основу ряда существенных философских конструкций второй половины ХХ века, самая заметная среди которых – «общество контроля» Жиля Делёза?

Литература и философия не конвертируются друг в друга без остатка, но между ними всегда есть набор промежуточных форм, в которых их трудно различить. Одной из них является предложенное тем же Делёзом понятие концептуального персонажа – это некая образная персонификация определенного рассуждения, как бы свернутого в персонажа и воплощенного в нем. Берроуз создал немало концептуальных персонажей, и манифестацией идеи контроля в их ряду стал доктор Бенвей, один из известнейших берроузовских характеров, удачно сыгранный Роем Шайдером в кроненберговской экранизации «ГЗ».

Впервые Бенвей появился в 1938 году в рассказе «Гаснущий свет сумерек», написанном Берроузом вместе с Келлсом Элвинсом. В нем повествуется о большом лайнере, идущем ко дну; на нем оказывается и доктор Бенвей: во время катастрофы он пытается оперировать, но точно не знает, где находится аппендикс. В этом рассказе Бенвей – скорее комичный и нелепый, нежели угрожающий персонаж. Вскоре он станет зловещим и опасным. В «ГЗ» доктор Бенвей превращается в центральный демиургический образ: он трикстер-злодей, бесцеремонно использующий людей и их тела в своих экспериментально-тиранических целях.

Неспроста Берроуз сравнивает Бенвея с Великим Инквизитором Достоевского{268}

. Глава «ГЗ» «Бенвей» начинается с того, что герой Берроуза должен нанять доктора на работу в «Ислам инкорпорейтед» (англ. Islam Ink.), тогда как сам Бенвей работает советником в республике с обманчивым названием «Свободия» (англ. Freeland Republic), где практикует тотальный контроль над подопытным населением. Иронизируя над названием республики, Берроуз пишет: «В полной свободе таится нечто глубоко ужасное»{269}. Или – некто.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых отечественных художников
100 знаменитых отечественных художников

«Люди, о которых идет речь в этой книге, видели мир не так, как другие. И говорили о нем без слов – цветом, образом, колоритом, выражая с помощью этих средств изобразительного искусства свои мысли, чувства, ощущения и переживания.Искусство знаменитых мастеров чрезвычайно напряженно, сложно, нередко противоречиво, а порой и драматично, как и само время, в которое они творили. Ведь различные события в истории человечества – глобальные общественные катаклизмы, революции, перевороты, мировые войны – изменяли представления о мире и человеке в нем, вызывали переоценку нравственных позиций и эстетических ценностей. Все это не могло не отразиться на путях развития изобразительного искусства ибо, как тонко подметил поэт М. Волошин, "художники – глаза человечества".В творчестве мастеров прошедших эпох – от Средневековья и Возрождения до наших дней – чередовалось, сменяя друг друга, немало художественных направлений. И авторы книги, отбирая перечень знаменитых художников, стремились показать представителей различных направлений и течений в искусстве. Каждое из них имеет право на жизнь, являясь выражением творческого поиска, экспериментов в области формы, сюжета, цветового, композиционного и пространственного решения произведений искусства…»

Илья Яковлевич Вагман , Мария Щербак

Биографии и Мемуары