О О О О Шакеспирский рэг –Как прекрасен онПервоклассен он«Так что же мне делать? Что делать?Вот выскочу сейчас на улицу в чем есть,Простоволосая… Что нам делать завтра?И что вообще?»Душ ровно в десять.И если дождь, то лимузин в четыре.И нам, зевая, в шахматы игратьИ дожидаться стука в наши двери.Когда Лил ждала мужа из армии, я сказалаСама ей, напрямик,ПОТОРОПИТЕСЬ ВРЕМЯ…O O O O that Shakespeherian Rag –It’s so elegantSo intelligent«What shall I do now? What shall I do?I shall rush out as I am, and walk the streetWith my hair down, so. What shall we do tomorrow?»«What shall we ever do?»The hot water at ten.And if it rains, a closed car at four.And we shall play a game of chess,Pressing lidless eyes and waiting for a knock upon the door.When Lil’s husband got demobbed, I said –I didn’t mince my words, I said to her myself,HURRY UP PLEASE ITS TIME…Это, впрочем, не означает, что метод нарезок был элитистским и изначально ориентированным, в отличие от дада, лишь на высокие культурные образцы. Еще более доступные примеры нарезок, на этот раз под непосредственным влиянием Берроуза, можно обнаружить в поп-культуре с 1960-х годов и далее. К примеру, Кейси Рей, автор книги «Уильям С. Берроуз и культ рок-н-ролла», упоминает о влиянии нарезок на Боба Дилана, приводя в пример его песню «Врата рая» (англ.
«Gates of Eden»)[33] с альбома «Возвращая все домой» (англ. «Bringing It All Back Home»), а Саймон Кричли в книге о Дэвиде Боуи пишет, что последний также заимствовал метод нарезок у Берроуза{393}, и так далее (взять хотя бы сэмплирование, которым держится вся современная музыка, индастриал с его пионерами Psychic TV или Radiohead, в конце концов). Майлз прав, когда пишет: «Билл предвидел будущее. Метод „разрезок“ был тут же применен в кинематографии, звукозаписи и рекламе, так что, когда сегодня зритель видит быструю смену образов в клипе рок-команды, он совершенно этому не удивляется»{394}.Поп-культура сразу же распознала в нарезках свой
метод, так как нарезки изначально были связаны с равенством и демократизмом. Еще в «Методе „разрезок“ Брайона Гайсина» Берроуз писал, например, что «„разрезки“ созданы для всех. Каждый может сделать „разрезки“», и вместе с тем «вся литература – в сущности „разрезки“. Коллаж слов читаемых слышимых подслушанных»{395}.Именно в этом демонстративном демократизме
нарезок кроется главный постмодернистский потенциал этой техники. Если мы свяжем модернизм с элитизмом, гипертрофированным по сравнению с романтизмом культом гения и оригинальности, а постмодернизм – с критическим отрицанием этих принципов и с возведением в новый принцип цитатности, серийности, повтора и прочей неоригинальности, то постулаты эстетики нарезок говорят сами за себя: во введении к манифесту под названием «Воры» (фр. «Les Voleurs») Берроуз пишет о своем отказе от «фетиша оригинальности»{396}, ведь «писатели работают со словами и голосами точно так же, как художники – с красками, но откуда берутся эти слова и голоса? Источников много: услышанные разговоры, кино и радио, газеты, журналы – да, и другие писатели…»{397}, и поэтому, «разумеется, можно умыкать чужих персонажей и помещать их в другие декорации. Вся бодяга живописи, литературы, музыки, кинематографа – в вашем распоряжении. Возьмите монолог Молли Блум и отдайте вашей героине. Все равно так случается постоянно…»{398}