Бес идет за мной

И тогда Конин заметил предводительницу табуна. Красивую, белую словно молоко кобылу с темной гривой и большими глазами. Дикий Аман кинулся к ней, быстро переставляя ноги, рвался в галоп, но юноша изо всех сил удерживал его, приседал, нажимал собственным телом на крепкий, упругий зад коня. И наконец, щупая под полой деэлы, нашел костяной свисток, сунул в рот; все еще всматриваясь в предводительницу, сильно и длинно свистнул…

Слишком резко: Дикий Аман испугался, прыгнул в сторону, звук раздался не позади кобылы, а слева от нее. Вместо того чтобы подтолкнуть ее вперед, привел к тому, что она закрутилась, испуганная, и пошла на юг вместо востока – побежала вперед, прижав уши, напуганная, но внимательная. И тогда, по ее знаку, двинулся весь табун – разгоняясь волной гибких вороных, гнедых, пятнистых тел, вскидывая шеренги голов.

Дикий Аман дернулся и поспешил вслед табуну. Конин вдруг оказался посреди разогнавшегося, разгоряченного табуна, отталкиваемый вправо-влево галопирующими конями, над морем косматых голов, оглушенный крепчающим стуком копыт.

Табун уже гнал, мчался на юг, словно лава гонимых ветром грозовых туч. Грохот, монотонные удары сотен копыт вверчивались в уши, сухой горячий ветер хлестал лицо, свистел в конских ушах, охватывая лошадей безумием, желанием бежать без остановки. Сожженная сухая степь убегала назад, неслась, отталкиваемая тысячами копыт: всё дальше, до границ зрения, медленно сдвигалось на фоне мощной линии гор на юге.

Конин перебросил поводья на шею, привстал в правом стремени, уводя Дикого Амана в сторону, чтоб пройти позади предводительницы – развернуть ее на восток, в сторону Тургая, реки, что текла широким ущельем и где еще вдоволь весенней травы. Это было непросто: табун то делился на меньшие группы, то сбивался снова, и юноше приходилось едва ли не расталкивать разогнавшихся коней, мчаться за чащей ритмично переставляемых ног. Он услышал свисты: Феронц и Гунна старались обойти табун справа, испугать свистками и ударами нагаек, столкнуть коней влево, в нужную сторону.

Бах! Не останавливаясь, они ворвались прямо в неглубокий яр, пронеслись через высохшую речку, поднимая тучи пыли по ее берегам. Конин увидел, как волна голов поднимается, идет вверх, вырываясь на равнину. Табун гнал в диком беге, по местам, где дорогу ему то и дело перерезали высохшие потоки; мчался почти обезумев. Море конских голов поднималось будто волна, ломающая приморский хребет. Конин наклонялся в седле, расслабившись и позволив Дикому Аману перепрыгивать препятствия.

Они уже были справа от кобылы-вожака. Конин делал, что мог, чтобы приблизиться: ударял коня пятками, бил нагайкой, раздавая щедрые удары по лбам и спинам вокруг. Расчищал себе место – ненадолго, потому что табун то и дело вливался в проходы между скалами; когда же он в такие моменты притормаживал, начиналась толчея, ржание, толкотня. Кони посильнее пинались, били копытами и кусали тех, кто послабее, сражаясь за место. Наконец табун вырвался на пространство, рассыпался, расходясь в стороны.

Конин засвистел в отчаянии. Не мог добраться до кобылы, потому что даже Дикий Аман, с человеком на спине, не мог догнать более опытную предводительницу. Конин почем зря махал нагайкой, оглядываясь в поисках товарищей. Табун мчался все дальше, словно не думая останавливаться.

И тогда вдруг кто-то выскочил перед Конином. Столкнул его влево, оказавшись круглым мокрым конским задом перед мордой Дикого Амана. Худой всадник в кафтане и колпаке из меха степного лиса. Феронц!

Влез перед Конином, оттер его и, склоненный, погнал за предводительницей. Но не чтобы ее догнать. В его руке была гурга: длинная гибкая жердь с петлей на конце. Он наклонил ее, набросил – с первого раза не попал. Со второго оплел шею белой кобылы, сжал ту и потянул влево, на восток, направляя на нужный путь. Тормозил ее, давил, задерживал – так, что начинали притормаживать и прочие кони. Уставшие, в пене, они перестали нестись галопом, переходя на быструю рысь.

И поворачивали: табун заходил на восток, влево; горы и скалы на далеком горизонте смещались, впереди же открывалась бескрайность темно-зеленых, сожженных солнцем степей.

Наконец, когда они начали спускаться вниз, перед ними блеснула серебристая лента Тургая. Огромные плоскости степи вели к реке, испятнанной по берегам полосами буйной зелени.

– У-у-у-у! У-у-у-у! Ши-и-и-и! Ши-и-и-и! – успокаивал гортанным напевом табун Феронц. Кони шли тише по мере того, как успокаивалась предводительница. Съезжали вниз с тихим шумом копыт. Наконец выехали на каменистый склон, идущий к серебряному зеркалу воды…

И тогда Конин подъехал к Феронцу слева. Одним движением хотел ухватить его за руку, стянуть с коня, сбросить вниз, под копыта несущихся лошадей!

Промазал, потому что хунгур ударил коня пятками; противник ухватил только полу кафтана, выскользнувшую из его пальцев.

– Ты не умеешь гнать табун, Ноокор Конин! – заорал Феронц. – Ты не наш! Приблуда! Чужак! Песий сын!