Беседы ши со своим сыном, или Тайны Дао Императора

Ну ладно, давай поговорим, кто будет к ним являться.

Люй Дун Бинь смеется:

Давайте я! Как раз я выгляжу сегодня сурово очень.

Громко икает под общий хохот. «Спускается» с не­бес и является перед Цинь Гуем и его женой в «су­ровом» виде. По дороге он задевает алтарь, раз­бивает вазу.

Любезные, я рад вас выслушать.

Чего хотите вы, зачем тревожите покой святой обители бессмертных?

Хотим бессмертия.

Бессмертия?

Но это дорогого стоит.

Да, подношений щедрый дар мы принесли - и деньги, и посуду.

На что посуда мне?

Хотел бы я земель немного...

Так, севернее Хуанхэ,

так, ли на тыщу, иль более[27].

Да, но это...

Торг не уместен здесь.

Зачем они вам будут,

когда ваш тлен украсят черви?

Муж и жена шепчутся, толкают друг друга, руга­ются. Наконец Цинь Гуй отвечает:

Мы согласны...

-А дайте кубок посмотреть! - Берет, смотрит ку­бок, показывает зрителям, с деланной обидой:

Да он - железный! Где же серебро?

А деньги... - Берет деньги. - Они фальшивые! - Разбрасывает деньги по сцене. Грозно:

Вы что, хотели обмануть меня?

Цинь Гуй и его жена, стоя на коленях, трясутся от страха.

Презренные,

да как посмели вы сюда прийти, где ОН (показывает на портрет Юэ Фэя) совсем недавно принят в пантеон?!

Цинь Гуй дрожащим голосом:

Все забирайте: земли, забирайте, все возьмите!

Бессмертный Люй Дун Бинь, деланно.

То-то ж... давно бы так.

Так что еще хотите вы?

Чтоб наши статуи стояли

непременно у озера, - пропел Цинь Гуй. Жена его тоже добавила:

И в полный рост!

Вот как?! - воскликнул Люй Дун Бинь. Потом подумал, усмехнулся: - Ладно!

Все это происходит под живую реакцию бессмерт­ных и соответственно зрителей.

Бессмертный Люй Дун Бинь:

Так. Ну, хорошо, хорошо.

Ну, так ведь надо практиками заниматься. Давайте повторять за мной.

Вдох, выдох.

Люй Дун Бинь ловко делает упражнения ушу Цинь Гуй и его жена пытаются повторять за ним под об­щий смех. Из них посыпались припрятанные мо­неты, драгоценности. Люй Дун Бинь прыгает, они тоже пытаются прыгнуть, все звенит, падает. Цинь Гуй и его жена задыхаются, но повторяют. Когда Люй Дун Бинь достаточно поиздевался над ними, то опять принял позу повелителя и произнес: (Цинь Гуй и жена опять встали на колени.)

Ну ладно, будь по-вашему:

Вовеки ваши статуи,

и в полный рост, на берегу, у озера,

исполнены в металле останутся стоять.

Да будет так!

Так, как вы хотите!

Бессмертные удивляются, машут ему с небес:

Ты что, уж пьян совсем?

Однако Люй Дун Бинь хитро улыбается, отвечает им:

Да нет же, я все исполню точно.

Две статуи, и в полный рост.

И даже так вот, как они сейчас сидят...

Я очень честный, я же - не они![28]

Все меняется на сцене, приходит актер-рассказчик.

Но каждой ночью

сын и отец бредут по озеру.

Отец бессмертный приходит на могилу к сыну, и вдвоем они идут по лунному мосту на остров, на гору Гушань, гулять среди цветущих слив.

Они беседуют о сущем, о любви,

О тех, кого оставили в сем бренном мире...

Приемный сын Гаоцзуна (будущий император Сяо­цзун) появляется на сцене:

Вот сколько лет уже прошло,

но слухи ходят, что Юэ Фэй живой является. Раз праха нет, так значит он - бессмертный.

В даосском пантеоне он бессмертным признан, и все убеждены, что жив он И сын его...

Быть может, чтобы смуты все пресечь и разговоры эти,

сжечь надо прах его, чтоб не воскрес.

Но если праха нет, то надо...

его придумать... и тогда... увидят все,

что нет его.

Огонь их тайну поглотит.

И будут знать все, что Юэ Фэя нет.

Но где же взять мне прах?

Придумать надо...

И храм построить, и мавзолей, чтоб по ночам не шлялись где попало...

Да будет так.

Ну, вот и все, закроем тему эту.

И завтра с почестями произведем сожжение останков.

И назовем героями героев.

Изменникам же по заслугам воздадим.

И после возвестим о смене власти.

Стар император, и ему пора подумать о покое

Входит постаревший Гаоцзун:

-Ах, солнцеподобный!

Ты с кем здесь говорил?

Так, сам с собою.

О чем же?

Да рассуждал о смутах в государстве.

Я думаю, настало время

назвать героем Юэ Фэя и почести ему воздать.

И в то же время Цинь Гуя,

как виновного, признать изменником.

Вот как? Ты хочешь сделать то, что я хотел, да так и не решился.

Мать и сестра мои,

и прах отца возвращены мне были вместе с миром.

Позорным миром.

-Да, позорным. Ну, что же, видно, мне на покой пора.

Берись за дело.

Гаоцзун, состарившись, стоит в даосском храме. Немного в отдалении восемь бессмертных.

О, император просит о бессмертии?

Тем временем Гаоцзун взывает к Юэ Фэю:

Ты видишь, Юэ Фэй?

Твой император,

тебя казнивший, сына твоего, пришел к тебе и просит о бессмертии. Бессмертные шепчутся между собой:

Забавно, однако.

Вот она, ирония небесного пути!

Но подождите, что он скажет.

Император Гаоцзун становится на колени перед портретом Юэ Фэя:

Прости.

Надеюсь на прощенье.

Я - не святой. Я - смертен.

Я оставляю все и ухожу.

Так много дел еще.

И Академия художеств.

Я в руки кисть давно уже не брал, чтобы воспеть цветы, туманы, горы.

Что же? Молчишь? Молчи.

Но нету мне покоя...

Знай только, завтра тебя простят и будут почитать среди героев.

Представление закончилось. Но зрители еще долго не расходились. Они рассуждали о том по­ложении, в котором находилась страна после из­мены Цинь Гуя.