В горном монастыре у меня было все - огромная библиотека, мой гуцинг[30], кисти и краски. Но главное - мастера, которые меня окружали и давали мне возможность наблюдать за ними. Мои вибрации становились все выше и чище. И музыка помогала мне в этом. Даже возможность прикосновения к обычным людям и особенно женщинам стала пугать меня и понижала мои вибрации. Само при- косновение было равносильно смерти.
Однажды мне поручили пойти в город по делам монастыря. После долгого пребывания в горах город показался мне ужасным скоплением низких энергий. Я задыхался в нем. Тем не менее я посетил дом своей матери. Она была совсем слаба и, я думаю, даже не узнала меня, ведь прошло более двадцати лет. Увидев меня в монашеских одеждах, она протянула мне подношения и вновь занялась тем, что и делала, продолжая толочь в ступке какие-то корешки. Я долго сидел около нее, но она так и не заговорила со мной.
Я уже собирался было уходить. Но тут в дверях показалась знатная госпожа. Она поклонилась мне, затем моей матери. Моя мать отложила ступку, взяла с полочки лекарство и протянула ей. Госпожа дала матери несколько лянов серебра и вышла. Я не знаю, какая сила заставила меня идти за ней. Но только когда передо мной закрылись ворота ее дома, я осознал себя.
Я стоял перед ее домом, не в силах уйти, не в силах дышать, не в силах просто жить. Я не знаю, что случилось со мной. На следующий день она вышла из ворот. Я все так же стоял. Она поставила обычные подношения для монахов и хотела уйти, но я заговорил с ней.
Та женщина, у которой вы покупали вчера лекарство, это - моя мать.
Вот как, - ответила она. - Увы, я опоздала, он умер.
Кто умер?
Мой муж.
-Правда?! Соболезную...
Да, он был очень болен и стар.
-Я знаю обряды, мне не надо денег.
-Да, я как раз вышла за священником.
Так я вошел в ее дом. Мужа похоронили в соответствии со всеми обрядами и со всеми почестями, она осталась довольна мной. Она надела траур. Но я не мог покинуть ее дом. И она не выгоняла меня. Я читал ей древние священные тексты. Она доверяла мне как монаху. Но я не владел собой. Однажды она застала меня за тем, что я рисовал ее портрет. Я подумал, что она выгонит меня за дерзость. Но она сняла траурные одежды. А потом сняла все, что было на ней.
Что же ты застыл. Продолжай рисовать. Только я не хочу, чтобы на портрете я была в траурном платье.
Ия продолжал ее рисовать. В саду цвели желтобелые лилавади, кусты закрывали со всех сторон беседку. Она лежала на резной черного дерева кушетке, инкрустированной перламутром и драгоценными камнями. А я, нищий монах, смотрел на нее и рисовал это божество, не смея и думать о своем счастье. Ведь что могло быть еще более прекрасным в этом мире! Так думал я.
Она думала иначе. Уже солнце стало клониться к закату. А мы так и сидели в этой беседке. Я наклонился, чтобы взять с пола упавшую кисть, и почувствовал, как что-то касается моей шеи. Я осознал каким-то внутренним чувством, что это ее губы. Я боялся поднять глаза, я боялся увидеть ее. Я боялся, что это всего лишь сон. Подняв глаза, я увидел ее ровный и красивый пупок. Он прикоснулся к моему лицу. А дальше я ничего не помню. Вселенная изначальной глубиной своей распахнулась передо мной.
Потом я помню утро. Дерзкие крики птиц. Я не знаю, какое это было утро и сколько времени прошло после ее первого поцелуя.
Ее не было рядом. Я стал осознавать себя. Я вспомнил, что был послан в город по делу. Я был совсем голым. Рядом лежали мои монашеские одежды. Долгие годы практик, медитаций, полгода уединения в пещере - где это все? Но кто я, нищий монах? Как я посмел? Что я могу ей дать? Что я умею? Совершать обряды, распевать священные тексты? Но нужно ли это ей? Мы не равны. Она богата. А я - ничто, и имя мое - никто. Я собрал одежды и ушел, стараясь не оглядываться и ни о чем не думать.
Что, и все? Вы больше никогда не виделись?
Мастер Ли улыбнулся:
Нет, это не конец истории.
Я вернулся в свой монастырь и дал обет молчания. Мне выделили тихую келью, вдали ото всех. Я не помню, сколько времени провел я в молитвах и медитациях. Я ничего не ел и почти не пил.
Высшие силы поддерживали меня. Монашеская братия не беспокоила меня и относилась ко мне с пониманием. Лишь однажды один старый монах принес кувшины и поставил около моей кельи. Я понял, что он просит меня пойти за водой. Мы и раньше помогали друг другу. Я приносил воду, а он растирал мне тушь. Я не мог ему отказать. Взяв кувшины, я отправился к ручью.
Я был совсем слаб, почти бредил. От голода и недостатка света мой мозг был полон галлюцинаций. Я видел лотосовое поле, на котором возлегала богиня Гуаньинь. Я видел огромную черепаху, которая улыбалась мне, держа во рту гигантскую жемчужину. Она несла ее сквозь временные пространства для меня.
А у меня даже не возник вопрос, зачем мне такая гигантская жемчужина. Джунгли за воротами монастыря светились фиолетовым светом и были одним каким-то живым существом со своим нравом.