Бесконечная утопия

– Я продолжаю утверждать, что это всего лишь догадки. Экстраполяция. У нас так мало данных… Это не Базовая, которая, во всяком случае до Йеллоустона, была исследована вдоль и поперек. Например, там была сеть сейсмостанций. Я лично работал на Большом сейсмическом комплексе в Монтане с точнейшими инструментами. И, конечно, климат мониторили с кораблей, самолетов, спутников, а также существовала глобальная сеть метеостанций. Здесь же у нас только одна наблюдательная платформа на «Каули», несколько точечных установок вроде вашей, доктор Абрамс, – простите меня – и горстка инструментальных наблюдений с места. Нам нужны гравиметры, чтобы измерить планетарное морфологическое искажение, лазеры для непосредственного измерения искажения.

– Я знаю, вы делаете все, что можете, Кен, – сказала Джа. – Как и все мы.

Боуринг хмыкнул, заметно недовольный.

– Хоть что-то мы можем сделать. У меня хорошая подготовка, дойеллоустонская. Но научные институты Базовой так и не восстановились после извержения. Следующее поколение ученых будет в лучшем случае любителями. Мы будем не в состоянии постигать явления вроде этого.

– Вернемся к нашей теме, – заметил Абрамс. – У вас есть хоть какие-то версии происходящего?

– Ну мы, по крайней мере, задаемся вопросами. Идемте…

* * *

Было совершенно очевидно, что серебряный жук мертв.

Он лежал на спине на столе, газовые мешки с зеленого брюшка отрезали, аккуратно отделенные сегменты серебряной брони лежали в стороне, панцирь из какой-то черной керамики был разрезан и снят – под ним оказалась зеленоватая мякоть.

– Должен подчеркнуть, что мы не убивали это существо, – сказал Боуринг. – Мы нашли труп…

– Или этот инертный модуль, – поправила Джа. – Мы еще не пришли к решению, было ли это существо вообще живым.

– Точно. Мы нашли его в большой выработанной шахте, которую вы называете Галереей. Он не подавал признаков жизни. Мы понятия не имеем, что с ним случилось и даже сколько он там пролежал, мы не знаем, как протекают процессы разложения у этих существ.

– Или даже что это «он», – сухо добавила Джа.

– Верно. Трудно не очеловечивать. Особенно если он прямоходящий, с этим жутким маскоподобным лицом.

– Ваши поселенцы называют их «жуками», – сказала Джа Абрамсу. Я слышала, как ученые называют их «монтажниками». А пехотинцы нашего полковника Вонг – «клопами».

– Но мы не знаем, как они сами себя называют, потому что они с нами не разговаривают, – сердито заметил Боуринг. – Мы считаем, что они способны к коммуникации, доктор Абрамс. Это просто необходимо, чтобы выполнить такой сложный инженерный проект, как виадуки. Мы считаем их индивидуальностями, они проявляют индивидуальное поведение – как те первые, которых обнаружили дети и начали обменивать образцы камней на драгоценности жуков. Если хотите, можете расценивать это как простейшую коммуникацию. Досимволическую. Можете даже рассматривать это как игру.

– Игру? – задумчиво переспросил Абрамс. – Я об этом не думал.

– Да, игру. По-видимому, они всеобъемлюще исследовали этот мир, и трудно представить, что несколько кусков руды, найденных необразованными детишками, имеют для них какую-то ценность. Есть слабая надежда, что мы можем до них достучаться. И что они не злые, если уж могут играть.

Абрамс хмыкнул.

– Доктор Боуринг, даже конкистадоры любили своих детей. Наверное, даже нацисты.

– Тоже верно. Во всяком случае, пока мы продвинулись лишь настолько. У нас есть человек из Программы поиска внеземных цивилизаций, он пытался контактировать с ними: показывал простые числа в символах, кучках камней. Вы знаете такие приемы: считается, что математика – универсальный язык. Жуки просто ушли.

Абрамс рассмеялся.

– Я бы тоже ушел, если бы вы начали показывать мне простые числа. Такая скука…

Джа в закрывающей рот маске наклонилась над жуком. С тех пор как она последний раз видела этот экземпляр, вскрытие значительно продвинулось, но она не смогла различить во внутренностях ничего, кроме однообразной губчатой массы.

– Я всего лишь скромный ботаник, но даже я вижу, что здесь отсутствует внутренняя структура. Ни органов, ни скелета.

Боуринг пожал плечами.

– Мы считаем, что керамическая оболочка выполняет роль экзоскелета, чтобы держать вес. А весят они много: это губчатое вещество очень плотное. Мы провели различные сканирования – МРТ, сонар. Там есть структура, но это что-то вроде сети с распознаваемыми узлами, а не набор органов, как у человека. Та же структура распространяется и в голову, которая кажется в большей степени коробкой датчиков, чем кастрюлей мозгов. – Он посмотрел на Абрамса. – Это может быть существенно. Череп человека увеличивался на протяжении нашей эволюционной истории, но все равно пространства там не так уж много, и мозговой деятельности приходится делить место со значительными областями, например, отведенными под зрительные процессы.

Абрамс опять хмыкнул.

– У этих существ мозги могут быть и в животе, так сказать…