Бесовский Вестник

Мы с Парфеном вновь взглянули друг на друга. Одними глазами я указал на кухонную дверь. Если бежать, то лучшего времени не найти. Ночь пересидим у Парфена, а наутро поглядим, что осталось от моей хаты. Но тот испуганно замотал головой, да я уж и сам отбросил эту мысль – сиплое дыхание погромщика начало приближаться. Опять в ноздри ударил запах подземной сырости.

Погромщик и на сей раз не повернул в нашу сторону головы, поковылял прямиком к выходу. За ним, цепляясь за костлявые пальцы стопы, по полу волочилась добрая треть моего пледа. На пороге плед зацепился за гвоздь, соскользнул с синей стопы, и так и остался лежать, часть в кухне, часть в сенях.

Как за любым уходящим от меня гостем, за покойником сперва хлопнула уличная дверь, потом, через какое-то время, проскрипела калитка. После калитки его сопроводил лай соседской собаки.

Мы молча смотрели туда, где скрылась почти голая спина мертвеца. Парфен первым нарушил молчание:

– Что это было, Нилыч?

– Не иначе сивушный дух ему нюх перебил, – предположил я.

Парфен обрадовался простому объяснению. Как не радоваться, дедовская мудрость гласит: «Любая нежить вполовину не так страшна, ежели понимать ее поступки»! В честь освобождения от смерти в муках мы опорожнили еще по кружке. Я вытер губы рукавом, отставил кружку и долгим внимательным взглядом посмотрел на друга. Тот вдруг заерзал, заподозрив неладное, стал коситься на меня с тревогой. В такие минуты глаза мои не могли оторваться от его тонкой губы, по которой ус трепетной волной перебегал из одного уголка рта в другой.

– Не посрамим деда, Парфен? – наконец изрек я.

Тонкий ус дрогнул и остановился.

– Что ты имеешь в виду, Нилыч?

Я помолчал в задумчивости, потом хлопнул ладонью по столу.

– Вот что, – решил я, – там за печкой осиновое полено, тащи его сюда! А я в сени за топором.

– Зачем это, Нилыч?

– Будем осиновый кол делать!

– Осиновый? – переспросил он, поерзав на скамье.

– Только осиновый и подойдет. Кто кроме нас, Парфен?

Парфен нервно двинул плечами, оправляя блузу, глаза мышкой метнулись через плечо на дверь, затем вернулись на меня. Он посидел, заламывая руки, лицо забегало особенно шустро, выдавая крайнюю степень борьбы. Наконец он вздохнул покорно, натянул картуз на плешивую макушку:

– Ну, ежели некому…

Если у меня и были какие сомнения относительно задуманного, тут они рассеялись окончательно. Один я бы вряд ли справился, но теперь убедился наверняка, Петра Ильича Парфена соплей не перешибешь!..

Кол вышел знатный, длиной от плеча до запястья, толщиной с упитанную икру. Парфен с сожалением проводил взглядом скрывшуюся под столом бутыль. Я отряхнул с колен стружки, сунул кол под мышку.

– Возьмем у Агафона кувалду, – напутствовал я.

С огрызком пледа на пороге можно было не церемониться, я прошагал по нему в сапогах, все одно на выброс. Парфен обошел его бочком и пробкой выскочил в дверной проем, как будто плед пытался схватить его за пятку.

Стоило скрипнуть калиткой, в который раз за ночь разбрехалась соседская собака. В конце улицы разбуженные псы лениво подгавкивали. Мы с Парфеном приблизились к воротам Агафона и услышали за забором злой оклик:

– А ну цыц, холера! Ни сна, ни покоя от тебя!..

– Здорово, Агафоныч! – крикнул я.

Как известно, собака – отражение хозяина. Если собака соседа вас терпеть не может, вывод, что говорится, напрашивается. В случае с Агафоном правило сбоя не дает, он нас с Парфеном всегда недолюбливал. И тут уж два варианта: либо дело в нас, либо – в нем, третьего не дано.

Из-за низенького забора высунулся кряжистый мужик в ночной рубашке. Он смерил нас хмурым взглядом.

– Здоровей видали, – бросил неохотно. – Это вы здесь, что ли, по ночам шастаете, людям спать не даете?

– Как тебе сказать, – ответил я загадочно, – где мы, где не мы… Агафоныч, по-соседски, дай кувалду до завтра, во как нужна!

Сосед долго глядел на нас с подозрением. Парфен под его взглядом начал мелко возиться, словно червяк заполз ему под блузу, поскреб бок, поправил воротник.

– Зачем вам кувалда посреди ночи?

– Будем восстанавливать естественный ход вещей, – сообщил я деликатно.

– Мертвым место там, где им место, – добавил Парфен. Агафон снова остановил на нем тяжелый взгляд. Мой товарищ опустил голову, чуть отступил в темноту за моей спиной. Немного выждав, скажем ли еще что, Агафон раздраженно махнул на нас, пошагал к крыльцу. Долгую минуту он не показывался в темном проеме, я уж думал, придется будить кого-то еще, но тут он вернулся с огромной кувалдой. Такой не то что кол, бревно можно вогнать в любого покойника, боек размером с голову гимназиста-первоклассника.

– Вот это инструмент! – восхитился я. – То, что надо!

Агафон швырнул кувалду через забор.

– Завтра с утра жду обратно.

– Доставим в целости и сохранности, – пообещал я.

– Ты нас знаешь, – поставил точку Парфен.

Агафон поморщился. Уходя, бросил в сердцах:

– Глаза б мои вас не видели!..

А мы люди не гордые, ваш инструмент – наша исполнительность. Пошагали с Парфеном по дороге в ночь.