Читаем Бесполезная классика. Почему художественная литература лучше учебников по управлению полностью

Однако это все довольно эфемерные аргументы в пользу поэзии. Где же про эффективность? Что ж, давайте вспомним, что эффективность — это соотношение между достигнутым результатом и использованными ресурсами. Так вот стихи — это информационный концентрат, вмещающий огромное количество смыслов, образов, идей всего лишь в нескольких словах. Мы уже говорили, что сотня строчек Пушкина по информационной насыщенности не уступает нескольким книгам бизнес-гуру. Вот еще несколько примеров.

Легким движением руки, всего лишь переставив слова, Пушкин насытил одно предложение в романе Евгений Онегин новыми смыслами:

«У них на масленице жирной водились русские блины».

Жирными, как правило, бывают блины, русской — Масленица. Кому придет в голову называть жирным праздник? Только гению. И вот мы сразу видим гаргантюанское пиршество, чрезмерное, с обжорством и разгулом. А русские блины там всего лишь водились. Основное масленичное блюдо — сытное и жирное само по себе — лишь часть этого гастрономического разгула в русском стиле.

В хрестоматийном произведении, которое изучают во втором классе, Есенин, используя один лишь образ, сумел заставить нас почувствовать течение времени:

Нивы сжаты, рощи голы,От воды туман и сырость.Колесом за сини горыСолнце тихое скатилось.Дремлет взрытая дорога.Ей сегодня примечталось,
Что совсем-совсем немногоЖдать зимы седой осталось.Ах, и сам я в чаще звонкойУвидал вчера в тумане:Рыжий месяц жеребенкомЗапрягался в наши сани.

Солнце скатилось колесом. Не яблоком, не тарелкой или тем же блином, а колесом, которое объединяет идею, расширяет предстающую нам картину. Потому что взрытая дорога мечтает о зиме, когда колеса не будут ее мучить, ведь упавший на нее снег укатают сани, запряженные месяцем. И мы видим не только пейзаж, а легко представляем снег, застилающий грязь, превращение осенней распутицы в гладкую дорогу, то, как возницы меняют колеса на полозья… Мы видим изменения, ощущаем, как течет время.

Как в одном предложении донести географическое расположение, исторический контекст, масштаб и впечатление, которое все это производит? Для этого нужно стать Маяковским. Вот фрагмент его стихотворения «Христофор Колумб»:

«Земля!» —Горизонт в туманнойкайме.Как я вот
в растущую Мексикуи в розовыйэтотпесок на заре,вглазелись.Не смеют надеяться:с кольцом экваторав медной ноздревставалматерик индейцев.

Семь слов, не считая служебных частей речи, и вы представили происходящее, будто бы были там сами.

А теперь небольшое упражнение. Попробуйте в строчках, написанных Анной Ахматовой про сосны, увидеть отклонение от нормы, эротику и прикосновение к тайнам бытия:

Земля хотя и не родная,Но памятная навсегда,И в море нежно-ледянаяИ несоленая вода.На дне песок белее мела,А воздух пьяный, как вино,И сосен розовое телоВ закатный час обнажено.А сам закат в волнах эфираТакой, что мне не разобрать,Конец ли дня, конец ли мира,
Иль тайна тайн во мне опять.

Не исключено, что, увлекшись поэтическими произведениями, вы научитесь более точно выражать свои мысли, делать их боле объемными и доносить их до адресата. Концентрируйте это.

Осень

I

Октябрь уж наступил — уж роща отряхаетПоследние листы с нагих своих ветвей;Дохнул осенний хлад — дорога промерзает.Журча еще бежит за мельницу ручей,Но пруд уже застыл; сосед мой поспешаетВ отъезжие поля с охотою своей,И страждут озими от бешеной забавы,И будит лай собак уснувшие дубравы.

II

Перейти на страницу:

Похожие книги

Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение