Читаем Бесполезная классика. Почему художественная литература лучше учебников по управлению полностью

Получить объективную картину мира чрезвычайно сложно, потому что он многомерен, многослоен и состоит из множества не стыкуемых, казалось бы, деталей. Мы очень часто совершаем ошибки, потому что делаем выводы, не имея полного представления о происходящем, понимания того, как есть на самом деле. Все дело в том, что мы смотрим, как правило, из одной точки, не пытаясь даже встать на другую, понять, что происходит вне радиуса нашего понимания ситуации, отношений, мира. Кто-то скажет, что иначе невозможно, но поэзия говорит нам иное. Еще одно из многочисленных чудес поэзии состоит в том, что она дарит нам возможность наблюдать нечто с разных точек, то максимально приближаясь, то удаляясь, то воспаряя над происходящим. Самый простой и наглядный пример — стихотворение Михаила Лермонтова «Белеет парус одинокий».

Белеет парус одинокойВ тумане моря голубом!..Что ищет он в стране далекой?Что кинул он в краю родном?..Играют волны — ветер свищет,И мачта гнется и скрыпит…
Увы! он счастия не ищетИ не от счастия бежит!

Повествователь сначала показывает нам всего лишь парус в тумане моря. Мы будто бы стоим на берегу, но вдруг, уже в следующей строфе, мы оказываемся на самом судне, иначе нам не услышать «скрып» мачты и свист ветра. Более того, совершенно понятно, что мы находимся на носу корабля, откуда нам ясно видно, что «Под ним струя светлей лазури, // Над ним луч солнца золотой…». Простейший прием — смена перспективы, но часто ли мы им пользуемся? И это не все. Если вдуматься, то получается, что мы одновременно в двух точках и в то же время нигде. И из этого «нигде» перед нами открывается понимание стремлений корабля и осознание того, что речь в общем-то не о нем, а о человеке, которого разрывают противоречия: «А он мятежный ищет бури, // Как будто в бурях есть покой!»

Точка ненахождения, то самое «нигде», неожиданным образом дает возможность увидеть скрытое, понять непостижимое. Один из самых доступных инструментов, дающих нам возможность оказаться в этой точке ненаходимости — поэзия.

Еще более крутой пример — стихотворение «Сон (В полдневный жар в долине Дагестана…)». Это не просто красивая и трагичная история, не только дань романтике и байронизму. Задолго до Вачовски с их «Матрицей» Лермонтов показал взаимопроникновение реального и нереального, возможность существование одного пространства в другом, которое в свою очередь воссоздает первое.

В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;Глубокая еще дымилась рана,По капле кровь точилася моя.Лежал один я на песке долины;Уступы скал теснилися кругом,И солнце жгло их желтые вершиныИ жгло меня — но спал я мертвым сном.
И снился мне сияющий огнямиВечерний пир в родимой стороне.Меж юных жен, увенчанных цветами,Шел разговор веселый обо мне.Но в разговор веселый не вступая,Сидела там задумчиво одна,И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;И снилась ей долина Дагестана;Знакомый труп лежал в долине той;В его груди дымясь чернела рана,И кровь лилась хладеющей струей.

Вообще-то, историю нам рассказывает человек, которого нет. Он умер в долине Дагестана еще до того, как началось повествование. Тем не менее ему видится сон, где вспоминают его, а некая дева видит его труп в долине. Тот самый труп, который рассказывает нам о своем сне. Круг замкнулся. «The truth is that there is no spoon», — Морфеус лишь повторил то, что давным-давно сказал нам русский поэт.

Вам не нужны психотропные вещества, чтобы расширить сознание. Для этого есть поэзия. И судя по тому, что понаписано в главе, которую вы читаете, она действительно хороша.

Концентрируй это

Перейти на страницу:

Похожие книги

Михаил Кузмин
Михаил Кузмин

Михаил Алексеевич Кузмин (1872–1936) — поэт Серебряного века, прозаик, переводчик, композитор. До сих пор о его жизни и творчестве существует множество легенд, и самая главная из них — мнение о нем как приверженце «прекрасной ясности», проповеднике «привольной легкости бездумного житья», авторе фривольных стилизованных стихов и повестей. Но при внимательном прочтении эта легкость оборачивается глубоким трагизмом, мучительные переживания завершаются фарсом, низкий и даже «грязный» быт определяет судьбу — и понять, как это происходит, необыкновенно трудно. Как практически все русские интеллигенты, Кузмин приветствовал революцию, но в дальнейшем нежелание и неумение приспосабливаться привело его почти к полной изоляции в литературной жизни конца двадцатых и всех тридцатых годов XX века, но он не допускал даже мысли об эмиграции. О жизни, творчестве, трагической судьбе поэта рассказывают авторы, с научной скрупулезностью исследуя его творческое наследие, значительность которого бесспорна, и с большим человеческим тактом повествуя о частной жизни сложного, противоречивого человека.знак информационной продукции 16+

Джон Э. Малмстад , Николай Алексеевич Богомолов

Биографии и Мемуары / Литературоведение / Документальное
Дракула
Дракула

Настоящее издание является попыткой воссоздания сложного и противоречивого портрета валашского правителя Влада Басараба, овеянный мрачной славой образ которого был положен ирландским писателем Брэмом Стокером в основу его знаменитого «Дракулы» (1897). Именно этим соображением продиктован состав книги, включающий в себя, наряду с новым переводом романа, не вошедшую в канонический текст главу «Гость Дракулы», а также письменные свидетельства двух современников патологически жестокого валашского господаря: анонимного русского автора (предположительно влиятельного царского дипломата Ф. Курицына) и австрийского миннезингера М. Бехайма.Серьезный научный аппарат — статьи известных отечественных филологов, обстоятельные примечания и фрагменты фундаментального труда Р. Флореску и Р. Макнелли «В поисках Дракулы» — выгодно отличает этот оригинальный историко-литературный проект от сугубо коммерческих изданий. Редакция полагает, что российский читатель по достоинству оценит новый, выполненный доктором филологических наук Т. Красавченко перевод легендарного произведения, которое сам автор, близкий к кругу ордена Золотая Заря, отнюдь не считал классическим «романом ужасов» — скорее сложной системой оккультных символов, таящих сокровенный смысл истории о зловещем вампире.

Брэм Стокер , Владимир Львович Гопман , Михаил Павлович Одесский , Михаэль Бехайм , Фотина Морозова

Фантастика / Ужасы и мистика / Литературоведение