БеспринцЫпные чтения. Некоторые вещи нужно делать самому

Подходит. Гладит и расправляет невидимые складки платья. Вздыхает. Распределение.

Её сверстники знают, что это такое.

«Хотишь не хотишь», — так папа говорил, а отправляйся туда, куда Родина посылает.

Понятно, что поехали и долг родине отдали.

Но не про это сегодня ей хочется думать. Она достала платье, чтобы вспомнить того, кого любила. Очень. И на все была готова, чтобы быть просто рядом. Потому распределение — это такая мелочь.

Ажурная вязь гипюра. Ведет пальцем по рисунку. Завиток упирается в лучи, уходящие вверх, к новому повороту нити.

Сколько было этих поворотов? Жизненных испытаний, передряг, перемен, перестроек? Рисунков на ткани не хватит.

«Где родился, там и пригодился» — это учителя в школе говорили. Сегодня, когда она старше своих учителей, она может с ними не согласиться. Вон ее одноклассники уехали кто в Германию, кто в Израиль, один даже до Аргентины добрался — они точно так не думают. Да и она, если честно, тоже жалеет, что однажды не уехала. Просто побоялась. Что там не пригодится. Страх, он ведь с детства в ее семье живет. Потому что отец был в концлагере.

А ведь могла бы.

Пожелтевший атлас. Был когда-то такой яркий, солнечный, блестящий. Даже он потускнел. Что уже говорить про ее жизнь, которая не такая долговечная, как ткань. Она гладит скользкую поверхность. Кажется, что она куда-то смотрит. Но это кажется. Она глядит в себя. И в свою жизнь. Сегодня ровно 20 лет, как она вдова. Пожелтело платье, тускнеют воспоминания. Лишь шифоньер и ворох вещей в нем всё помнят.

Утыкается в подол гипюровой красоты и шепчет: «Леня, любила и люблю. Помню. И это платье всегда будет со мной. Всегда. К тебе я приду в нем. Обещаю».

Закрывается шифоньер. Пожилая женщина, шаркая растоптанными тапочками, идет на кухню. Старый рассохшийся шифоньер, поскрипев, затихает. Но еще долго в нем будут шептаться платья, которым напомнили, какими они были. Ведь о счастье помнит даже одежда.

Вовка Покровский

Ура!

Мы едем на каникулы.

В Крым.

Вместе с Вовкой.

У нас с ним места на вторых полках. Ехать четыре дня. Можно за это время подружиться, поссориться, влюбиться и снова поссориться.

Не успев попрощаться с родителями, мы уже взобрались на наши места. Быстро расстелили простыни, взбили подушки и приготовились к путешествию.

— Ты что больше всего любишь?

— Танцевать.

— А я выступать на сцене. Когда смотришь в зал и ничего не видишь, а сердце прямо выпрыгивает из груди.

— Здорово, мы с тобой одинаковые.

Вовка старше меня на целый год. Он закончил седьмой класс, а я только шестой. Мы едем в Крым к родственникам на целый месяц. Там будет много яблок, солнца и моря. Там будет здорово.

Открываем верхнее окошко. Ветер врывается в купе. Мы распахиваем рот, хватаем им воздух, нам смешно и весело. У нас каникулы. И у нас прекрасная компания.

Вовка классный.

Он такой симпатичный, белобрысый, веселый и отзывчивый. Он чувствует каждое мое желание, он готов соскочить с полки и быстро сбегать за горячей водой, если вдруг мне захотелось чая.

Он такой, такой — и мое сердце екает от восторга.

А пока мы лежим на верхней полке. Мы ловим ветер открытыми ртами и поем песни.

Те самые, которые мы орали в пионерском лагере.

«Гайдар шагает впереди».

Или «Набрали мы сосновых веток, зажгли в лесу костер».

Потом «Нравится мне Вовкина походка, нравятся мне Вовкины красивые глаза, нравится мне Вовкина улыбка, милый Вовка, я люблю тебя». Это уже пою я. Смущаюсь, краснею, но пою. Потому что Вовка мне уже нравится.

Ветер. Ветер.

Беззаботное детство рвется к нам в купе веселым ветром, который мы ловим открытыми ртами.

Вовка.

Вовка Покровский.

Я никогда не забуду этот поезд, вторую полку, ветер, рвущийся навстречу нашим разинутым ртам, и твою руку, которую ты положил сверху на мою ладонь.

Счастье.

Тетя Валя Покровская была красавицей.

Она всегда была в блузке с жабо, то есть с такими большими воланами на груди. Но самое главное. Каждый день у нее на голове были кудри. Не какие- то там мелкие и химические, а такие, как у артисток на фотографиях, которые продавали в киосках. Я лично обожала рассматривать эти открытки. Там были Татьяна Конюхова, Вия Артмане, Татьяна Самойлова, Анастасия и Марианна Вертинские, Марина Полбенцева. Я покупала эти открытки, если у меня появлялись случайные деньги. А дома я могла часами смотреть на этих неземных женщин, которые казались мне небожителями.

Вот такая прическа, как у этих артисток, была у тети Вали. Абсолютно русые волосы без всякой краски, ближе к современному блонду, и кудри. Крупные, аккуратные, одна к одной. Это была не прическа — это была мечта! Мне казалось, что так в жизни не бывает. Что такие локоны могут быть лишь на открытках с артистками. Но тетя Валя была живая и настоящая.

Она была машинисткой. Весело печатала на машинке документы и сыпала бесконечными шутками, которые я часто не понимала.

Для меня она была неземной красавицей.

Да, маловата ростом. Ну и что?

А потом?

Потом я думала, что когда вырасту, то у меня будут такие кудри, как у тети Вали.

Потому что это исполнение всех желаний и мечт.

С такими кудрями простой жизни не бывает.