– Кратко говоря, да. – Он улыбнулся. Его улыбка говорила, что ему было наплевать, что о нем подумает мой папа, Ники волновали только последствия, если он ослушается его.
– Я знаю, почему папа так оберегает меня. Все дело в Аароне… – Я сделала шаг вперед, позволяя рукам упасть по бокам.
– Нет, – спокойно и уверенно сказал Ники. – Это проблема богатого мужчины и бедного парня, – объяснил он.
– Папа не такой, – заупрямилась я.
– Он именно такой. Честно? Если бы ты была моей дочерью, я бы тоже не хотел, чтобы ты была рядом со мной. – Его уверенность все больше говорила, что было бессмысленно пытаться его переубедить.
– В любом случае, я никогда бы не предложила, если бы знала, что нас поймают. Прости меня. Я была глупой. И безрассудной. И…
– Арья, – он вдруг перебил меня.
– Да?
– Я еще не договорил, – заметил он.
– Оу. – Невидимая ленточка затянулась на моей шее. – Прости. Продолжай, да.
– Как я сказал, если бы ты была моей дочерью, я бы не хотел, чтобы ты была рядом со мной. – Он сделал паузу и продолжил: – Но раз ты не моя дочь, я решил, что твои театральные курсы стоят риска. Не потому, что я хочу поцеловать тебя, – на этом моменте он поднял указательный палец вверх, – а потому, что я не хотел бы лишать мир новой Мерил Стрип.
– Эй, я тоже не хочу целовать тебя. Но я хочу стать актрисой. – Все содрогнулось внутри меня.
Я должна была чувствовать себя хуже из-за лжи. В конце концов, мое желание стать актрисой было таким же сильным, как стать клоуном в цирке, то есть его совсем не было. Но каким-то образом я убедила себя, что цель оправдывает средства.
– Я жду два билета на любой фильм, в котором ты снимешься, когда вырастешь. И лимузин, ожидающий меня, чтобы отвезти на премьеру, – Ники загибал свои пальцы.
– Лимузины уже устарели.
– Мои яйца, мои правила, – парировал он.
– Что еще?
– Лучше, чтобы это был не плохой фильм. Если ты будешь как Деми Мур в «Сплошных неприятностях», клянусь Богом, Ари, я сбегу от тебя навсегда, – сказал он.
– Хорошо, – смешок вырвался у меня, когда я ответила. Я убрала пряди волос с лица и продолжила: – Я отправлю за тобой лимузин и заставлю тебя гордиться мной, если ты не приведешь девушку красивее меня в качестве плюс один.
– Во-первых, это не переговоры. Я здесь беру на себя все риски. Во-вторых, проще простого. – Он перекатился с пяток на носки, немного смущаясь. – Я не знаю никого красивее тебя, – все-таки сказал он.
Тишина между нами вдруг стала давящей, наполненной словами, которые мы боялись сказать. Он прочистил горло.
– Кроме того, если мы не будем проводить время вместе, то моя мама заставит меня чистить твой потолок. Так что тебе лучше быстро уносить задницу из этой комнаты, или наша сделка провалится, – предупредил он.
Невидимое бешеное давление медленно накрывало меня с головой. Это происходило. Николай Иванов собирался поцеловать меня.
– Жди меня в библиотеке, – приказала я.
– Без проблем, приколистка, – согласился он, собираясь уйти.
– Ой, Ники? – позвала я его. Он остановился, но не повернулся ко мне. – Если ты снова перелезешь через перила, можешь не беспокоиться о падении. Я сама тебя убью.
Он стоял ко мне спиной, когда я зашла в библиотеку.
Что-то заставило меня остановиться на входе и почувствовать этот момент: парень, которого я любила, наблюдал за Нью-Йорком, распластавшимся перед ним, его руки сложены за спиной. Он стоял прямо и выглядел не менее влиятельным, чем город перед его взором, город, который каждый день питался чужими надеждами и мечтами.
К своему ужасу, я вдруг осознала, что Николай будет путешествовать по разным местам и он не собирался брать меня с собой. Он не мог позволить себе лишний груз. Его последней остановкой не был Хантс Пойнт.
– Твой отец уже здесь? – спросил Ники, все еще стоя ко мне спиной.
– У него мероприятие по сбору средств сегодня вечером. Он сказал, что вернется только после обеда. На горизонте все чисто. – Я зашла внутрь, мягко закрывая дверь.
Мои колени превратились в желе. Я проверила время, прежде чем идти в библиотеку, сейчас было четыре часа дня. Мама была на очередном курсе по йоге на другом конце земли. Руслана могла вернуться домой после покупки продуктов, но она всегда давала о себе знать, если подозревала, что мы проводим время вместе. Она то стучала кастрюлями, то пылесосила в коридоре, то громко говорила по телефону. Ей не хотелось застать нас за чем-то неправильным. Со знанием пришла бы ответственность.
Ники развернулся на пятках, он выглядел серьезным и решительным, будто собирался на смертную казнь. Я знала, что он делал это для меня. Мне кажется, часть его, скорее всего большая часть, боялась меня целовать. Я могла бы все отменить, избавить его от беспокойства.
Но я была не настолько хорошей.
Достаточно добродетельной, может.
Папа говорил, что угрызения совести – роскошь бедных, что я не должна мучить себя моралями. «Мы платим слишком большие налоги, чтобы быть хорошими» – так он однажды сказал и рассмеялся.