Бессмертный солдат

Фил ожидал услышать буквально что угодно, но не своё полное имя. Так она называла его крайне редко, в каких-то особых случаях. Догадаться было легко, что это за такой особый случай: его повысили и у него, наконец, круглая дата. Тринадцатое ноября — самый нелюбимый день календаря. Хотя в этом году дни шли до него целую вечность. Словно не полтора месяца с начала работы в академии прошло, а полгода, настолько они были наполнены событиями: дрянными и очень даже хорошими. Тридцать лет — ещё молодость? Зрелость? Что это такое? Для человека едва ли можно с уверенностью дать ответ на этот вопрос, а что касается эльфа? Какие у него рамки? «Впрочем, какая разница», — последние мысли Фила, вызванные осознанием своего возраста.

— Ты серьёзно? С этим вообще можно поздравлять?

— О чём ты именно? — Шарлотта уже не удивлялась мрачному тону сына. — О Дне Рождения или о повышении?

— Только не говори, что это ты его для меня выстегнула…

— Совсем нет. Это решение твоего прямого руководства. Ты это заслужил. Хотя я считаю, можно было и до капитана тебя поднять.

— Нельзя. Я стольких людей просрал…

Вспоминая то, как чёртов дракон крошил налево и направо несчастных вояк-охранников территории научного полигона, Фила начинало трясти. Столько жизней оборвалось по чьей-то чужой жестокой воле, а он ничего не смог сделать. И уже не сможет. Погибших солдат не вернуть к жизни, не исправить ошибки, которые привели к их смерти, не вернуться назад, чтобы попытаться что-то изменить. Смерть жестока и необратима, бессмысленна и беспощадна. Всё тело эльфа пробила дрожь, сердце разрывалось на части, словно он снова там, но уже не отвлечённый и захваченный попытками спасти хоть кого-то в бою, а в образе покорного зрителя наедине с осознанием всего того, что случилось. «Почему же они все мертвы, а я — нет? Почему другие искалечены на всю жизнь, а я — нет?».

Дыхание Фила срывалось, каждый вдох давался с трудом и с борьбой, а тяжёлый колкий ком встал поперёк горла. Ощущение было сродни тому, когда его душил ремнём старший брат ради забавы, но тогда было не так страшно. Скорее обидно. И слёзы тогда лились градом. В этот же момент глаза Фила могли только рдеть от боли и злобы.

— Фил! Успокойся! — Шарлотта крепче обняла Фила. Её запах, тепло, дрожащий, полный материнской заботы голос с трудом, но всё же вызволяли эльфа из лап лютого ужаса, горячей боли и едкого отчаяния.

— Да всё нормально…

— Я вижу.

Почувствовав, что ему стало легче, Шарлотта встала перед ним, взяла руками лицо и подняла его так, чтобы заглянуть Филу прямо в глаза. В её лице и взгляде, который с трудом сдерживал слёзы, Фил видел огромную тревогу, волнение и боль, которые Шарлотта так старательно держала внутри себя, не показывая никому, творя образ непобедимой, неуязвимой и сильной женщины-воительницы.

— Зачем ты вообще обо мне так печёшься? — строго спросил Фил, высвободившись из рук женщины и стыдливо отведя взгляд. — Разве я этого достоин?

— А как иначе? Фил! Ты же мой сын, я тебя люблю…

— Пф… скажешь тоже. Было бы, за что меня любить.

Алые губы женщины дрогнули ни то от злости, ни то от недоумения, которое уже было невозможно сдерживать. Фил освободился от её прикосновений и отвернулся, не желая даже, чтобы она смотрела на его лицо. Он испытывал искренний стыд перед ней за факт своей жизни. Всегда. Год за годом. Несмотря на то, что она ни слова ему не говорила, пыталась всеми силами доказать свою любовь — Фил это ясно видел и даже чувствовал — любой другой же считал своим священным долгом напомнить ему о его грязном порочном происхождении, от которого не отмыться никакими заслугами, подвигами и званиями.

Фильхиор Гриффин — так его звали по документам до определённого переломного момента, когда он был ещё простым рядовым солдатом. Так Шарлотта по сей день называла его, чтобы тот обратил на неё всё своё внимание. Но он решил стать Филом Ригером после ледяных и острых слов одного командира: «Не позорь свою мать. Она достойный человек и предводитель. Смени хотя бы фамилию».

Шарлотта в тот год рвала и метала, срываясь на Фила, якобы он предал свою сущность, перестал быть собой, подстроился под других, но он даже сейчас уверен, что поступил правильно.

Но в действительности: кто он? Кто его отец? Где он сейчас? Почему все эти годы его мать неохотно и скупо о нём говорила. Фил насупился, снова повернувшись, сидя на стуле, к Шарлотте, которая удручённо глядела в окно, за которым уже садилось солнце. Он не решался заговорить ещё полминуты, если не больше, но потом всё же на тяжёлом выдохе спросил, прикрывая стыдливый и нервный взгляд рукой и потирая лоб: