Еще одним видным представителем той же когорты можно было считать Георгия Александровича Корюкина. Он, правда, очутился в бригаде много позже, хотя ко времени появления Михаила уже работал в другом отделе ОКБС. Ему шел шестой десяток лет, но обладатель сего почтенного возраста гордился, что он еще вполне свеж, и женщины для него – еще отнюдь не воспоминание. Георгий Александрович был по-домашнему, почти наивно открытым человеком. Несмотря на то, что он не блистал красотой – волосы стали реденькими, уши как-то смешно и странно торчали, словно принадлежали какому-то существу из чертовской породы (хотя на самом деле ничего чертовского в его сути не имелось) лицо довольно грубой лепки (хотя, опять-таки, сам он отнюдь не был груб) – он считал, что не утратил своей привлекательности для женщин и, судя по его рассказам, действительно не испытывал дефицита в этом деле. А врать он был не горазд. Чаще всего в его рассказах фигурировала дама по имени Малютка. Корюкин не скрывал, что он интересует ее не только как действующий мужчина, но и как обладатель приличной зарплаты, которого она была вполне в состоянии «высадить» на поход в ресторан или на какой-то серьезный подарок. Видимо, в соответствии с его взглядами это было в порядке вещей. После одной командировки на какое-то совещание в Ленинград он вернулся обратно в состоянии, близком к потрясению. По его признанию, он познакомился там с такой москвичкой, что все ее достоинства просто трудно описать. После одного из заседаний многие его участники приняли участие в экскурсии в Русский музей. Заметив, что впечатлившая его москвичка, Мария Акимовна, откололась от группы, он тоже постарался незаметно отстать, чтобы затем приблизиться к ней. Михаил чувствовал, что Георгий Александрович о чем-то не договаривает – это из него прямо-таки просилось, только он не хотел выглядеть хвастуном, а потому он помог ему разрядиться распирающей информацией вслух: «Она не отвергла ваших ухаживаний?» И Георгий Александрович коротко, но с гордостью ответил: «Нет!» – и при этом лицо его светилось торжеством. – «Поздравляю вас!» – отозвался Михаил и услышал в ответ признательное: «Спасибо!» Нет, Георгий Александрович не был ни туп, ни фанфаронист. Он просто не хватал с неба звезд, а если и хватал, то ими могли быть только женщины. А в работе он проявлял склонность только к аккуратному канцеляризму. Даже отрывать кусочек от листа бумаги он старался ровненько, по линеечке, клеил бумагу очень тщательно и испытывал явное удовольствие от того, что все удавалось. Пожалуй, по образу действий, присущих его натуре, он был ближе к чиновникам Гоголевского времени, чем к современности, когда обладание хорошим почерком и писчебумажное усердие ценилось и воспринимались начальниками как высшее свидетельство профессиональной компетентности служащего. Но с тех пор требования к подчиненным возросли. Им не только порой разрешали самостоятельно думать, но иногда и заставляли их делать это. Чтобы оградить себя по возможности от подобных неприятностей, Георгий Александрович по собственной инициативе взял на себя назначение условных индексов предприятиям авиапрома, где разрабатывались и производились приборы и агрегаты. Эти индексы украшали обозначения чертежей, выпускаемых каждым данным предприятием и «обезличивали» их принадлежность к своим разработчикам. Естественно, эта операция имела секретный характер, и Корюкин с достоинством в необходимых случаях отправлялся в первый отдел за своим секретным металлическим спецчемоданом. У Михаила имелось подозрение, что в исполнении этой процедуры Георгий Александрович сам находит подтверждение значимости своей работы, а не только демонстрирует ее другим.