Без иллюзий

По существу всю серьезную содержательную работу в бригаде до появления Михаила вел один Николай Васильевич Ломакин с помощью другого инженера с дипломом только техника – Александра Никитовича Свистунова. Он тоже был опытным инженером-конструктором, хотя и не таким многомудрым и многоопытным асом, как Николай Васильевич, который не только взял Михаила под свою опеку «как сына» (это были его подлинные слова), но и сходу стал ему давать разные самостоятельные задания. Сначала он поручил молодому (неприлично молодому для столь серьезной бригады) сотруднику заняться пересмотром и корректировкой так называемой «разбивки» летательных аппаратов на «основные конструктивные группы», причем не только для самолетов, как было предусмотрено давно уже действующей отраслевой нормалью, но также и для вертолетов и ракет. В соответствии с установленной стандартной разбивкой везде в авиационной промышленности все части и системы летательного аппарата, имеющие одну и ту же определенную функцию в любых машинах, независимо от их конкретного назначения и организации разработчика получали одни и те же двузначные номера, которые входили составными частями в обозначение любого чертежа и любого предмета производства вслед за условным индексом самого летательного аппарата. По начальным компонентам обозначения можно было сразу понять, к какой части летательного аппарата относится данная вещь: к фюзеляжу, центроплану, крылу, двигательной установке, к шасси, системе управления, вооружению, гидравлике, спасательному оборудованию или чему-то еще. Это было основой предметной системы обозначения конструкторской документации, то есть системы разборки целой машины на ее составные части. Михаил подготовил проект существенного расширения отраслевой нормали, предварительно объездив несколько самолетных, вертолетных и ракетных ОКБ. Николай Васильевич остался доволен работой, хотя к этому моменту, задетый каким-то конфликтом с руководством ОКБС, подал заявление о переводе с должности начальника бригады в должность инженера-конструктора I категории. Он терял десять рублей в зарплате, зато освобождался от ответственности за принятие решений, которых не одобрял. Михаил терял с уходом Николая Васильевича несравненно больше. Во-первых, терял начальника, который на самом деле относился к нему как к сыну, учил, не назидая и доверяя серьезные дела. Во-вторых, лишился надежды на скорое повышение оклада, хотя и без того был обманут при приеме на работу на пятьдесят рублей против оговоренной с ним начальной суммы. Нечего было и думать, что новый начальник, пришедший со стороны, будет, не зная его, сразу же хлопотать о повышении ему зарплаты – тем более такому молодому. А Сергей Васильевич Подгорнов был именно человеком со стороны. Он давно работал в авиапроме после окончания Казанского авиационного института, но, судя по его принципиальному подходу к решению технических вопросов, хорошим конструктором никогда не являлся. А принцип его инженерного поведения был прост: я предлагаю сделать то-то и то-то; если вам, товарищи начальники, не нравится, скажите, что и как сделать вместо этого – я сделаю. Сергей Васильевич, простая душа, считал, что придерживается тем самым беспроигрышной стратегии – дескать, вы ответственные руководители, а не я – что хотите, то и получайте – ешьте и пачкайтесь! В его честной, надо признать, голове не находилось места для простой мысли – начальство способно вредить тому, кто делает, ничего не предлагая взамен, но возлагая ответственность за исполнение отвергаемого им варианта все равно на этого же самого автора отвергаемого предложения. Это понимали все, кроме наивного Сергея Васильевича, не представлявшего, что из каких-то соображений руководители могут тормозить живое дело, а то и буквально гробить его по любой из причин, входящих в большой «джентльменский набор» советского руководителя: например, боязнь принимать на себя ответственность за любой вариант решения, если оно может быть реализовано, а потом вдруг станет объектом критики; например – бессовестная зависть к человеку умнее и дальновиднее тебя, что в принципе может привести к взаимной перемене мест на службе, а этого никак нельзя допускать; например – немотивированный каприз руководителя, имеющий только одну цель – показать подчиненному кто есть кто в данном заведении и кому позволительно умничать, а кому абсолютно запрещено.

Михаил, никак не уважавший рабочую политику Подгорнова, все же жалел его, как честного человека, становящегося игрушкой неприличных начальственных игр. На одном из собраний в отделе, где критиковалась работа Сергея Васильевича, Михаил высказался в его защиту. Этого Сергей Васильевич никак не ожидал. Про себя он давно записал Ломакина и Горского если не в диверсантов, то по крайней мере в скрытых противодействователей всем его инициативам, а в итоге нашел сочувствие и защиту только от них.