Без иллюзий

На самом деле причина протеста была в другом, и Михаил давным – давно о ней знал еще от своей милой Нины Тимофеевой – начальник отдела дизайна приходился племянником Беланову и прекрасно помнил, как именно дядя ратовал за развертывание работ по стандартизации терминологии, и что именно он для этого очень много практически сделал. Его до глубины души возмутила наглость этой суки, ни единым словом не воздавшей благодарности действительному зачинателю дела, еще при нем получившего большой размах, и к которому прежде относилась так подобострастно. Но он тоже был членом команды, к которой причисляла себя Полкина, и потому, сдерживая гнев, был вынужден прикинуться ни в чем не убежденным нейтралом. На следующее утро Ламара сообщила Михаилу, что Полкина сразу после заседания вцепилась в руку мужа. Тот, брезгливо отведя ее локоть от себя, ответил, что ПРОТИВ нее ничего не имеет, однако при обсуждении ее диссертации были упомянуты факты, о которых он сам хорошо знает, а на этот счет он никаких объяснений не услыхал. Полкина, по словам Ламары, так ему и не поверила. – «Нет, вы все-таки что-то имеете против меня», – твердила она, не допуская и мысли о том, что еще и еще раз оскорбляет добрую – и на этот раз вполне заслуженную – память о первом директоре, которой она тоже по дурости и жадности ухитрилась нанести ущерб, руководствуясь мыслью, что тому уже ничего отсюда не нужно, а вот ей это как раз очень даже необходимо, так что Беланов прекрасно перебьется на том свете. М-да, Полкина решила, что индульгенция на все дела у нее в кармане, что иначе и быть не должно, тем более, что она это давно заслужила – кто стал главным, тот и прав. А главной в терминологии она видела именно себя, а не какого-то жалкого Сухова. Горский в ее представлении был поумнее и опаснее – однако и он дурак: за ней СИСТЕМА, а за ним – одно чистоплюйство, которое СИСТЕМЕ ни к чему. И действительно, афронт ей не грозил ни в своем институте, ни в том, в котором имелся ученый совет с правом проводить защиту диссертации – у нее и там все было заранее схвачено. Тем не менее, выводы она для себя сделала: в дальнейшем необходимы величайшие конспирация и осторожность. Горский не должен знать, когда и где будет проводиться защита. Более того, в день ее защиты он должен быть намертво привязан делами к другому месту. Ради этого ей пришлось потрудиться, но она доказала, что как организатор своего успеха она на голову превосходит тех, кто пытается ей помешать. Как докладывала Михаилу добровольная агентура, Полкина видела свою главную задачу в одном: «мне бы только до ВАКа добраться, а там!..» Да, а там, по сведениям все от той же агентуры, «дожать вопрос» должен был звонок от одного из провинциальных членов политбюро ЦК КПСС, с племянником которого она жила во время наездов последнего в столицу. И хотя Полкиной не терпелось поскорее стать обладателем ученой степени, она твердо решила не спешить, дабы начисто исключить риск возможных осложнений. Процедура выхода на защиту из-за этого затягивалась, а в институте в этот период одно за другим происходили важные изменения, с которыми ей приходилось считаться. Во-первых, Климов из совершенно откровенного врага Горского, о чем Полкина не могла не знать, превратился в последовательного его сторонника. Это было полной неожиданностью для нее и, надо сказать, очень неприятной. Дело заключалось в том, что Климову наряду с классификацией и автоматизацией поручили руководить и стандартизацией терминологии. Знакомясь с новым для себя направлением, он вдруг обнаружил, что при существующем подходе к стандартизации терминов достаточно полный охват практически используемой терминологии стандартами не может быть достигнут никогда. Этот вывод, кстати сказать, был абсолютно верным – весьма объемные классификации вроде Общесоюзного классификатора продукции, с которыми он имел дело, создавались гораздо быстрее, чем стандарты на термины и их определения, а главное – покрывали все направления промышленности и техники, тогда как стандартизованная терминология охватывала лишь незначительную часть прикладного лексического универсума. Возможно, он и сам бы понял, в чем коренится такая диспропорция между результатами работ по классификации разных объектов и стандартизации их определений (а перед ним была поставлена задача добиться согласованного и по возможности синхронного движения по обоим направлениям), но тут в довольно случайной беседе с Горским он вдруг уяснил для себя, в чем секрет. Климову предстояло присутствовать, на заседании, проводимом заместителем председателя Госкомитета, с которым он прежде никак не контактировал. У этого заместителя была репутация умного и делового человека. Поэтому Климов в порядке подготовки к совещанию решил не ограничиваться консультациями у Полкиной и Маргулиса, а еще и узнать, что думает о перспективах стандартизации терминологии всегда готовый к опасным выходкам против существующего положения вещей Горский. Они говорили вдвоем без посторонних. Выслушав, чем предстояло заниматься шефу на совещании, Горский вдруг заговорил об интересующем Климова предмете в гораздо более общем плане, но благодаря этому сразу объяснил все его подозрения и недоумения насчет того, как идет стандартизация терминология, и почему в том виде, в каком она «развивается», требуемых результатов не будет получено никогда. Вкратце соображения Горского состояли в следующем. Число понятий, которыми активно оперирует прикладная наука и техника, по меньшей мере на два порядка больше числа лексических единиц естественного письменного и разговорного языка, который используется и для общения специалистов любого профиля. Отсюда проистекает высокая степень многозначности слов в естественном языке и невозможность запрещения применения этих слов в иных значениях, кроме того, которое стало «законным» после их стандартизации. Пока же выбор тем для стандартизации терминологии производится на случайной основе – кто-то на общем фоне безразличия возникает со своей инициативой такого рода и по праву «пионера» столбит в стандартах за собой те значения слов, которые ему нужны или выгодны. При таком подходе универсальность стандартных терминов принципиально недостижима. Но это лишь одна сторона дела. О другой нынешние терминологи просто помалкивают, а она еще более важна с точки зрения достижения конечного успеха. Из-за нехватки слов естественного языка людям приходится в основном оперировать многословными словосочетаниями, логическое сочетание которых и приводит к пониманию того, о чем в каком-либо конкретном случае идет речь. Иными словами, на практике выход из положения, связанного с многозначностью слов естественного языка, люди находят не на уровне слов – атомов, а на уровне фактически назывных фраз – молекул. Но ведь на примере химии хорошо видно, что из примерно сотни наименований элементов таблицы Менделеева образуются десятки или сотни миллионов названий индивидуальных химических веществ. А как стандартизуется номинативная лексика на примере машиностроения и приборостроения? В качестве объектов стандартизации по преимуществу выбираются именно эти трех, – четырех – пятисловные сочетания – не термины, не атомы, а молекулы, производные от нескольких основных терминов, логическое пересечение которых и передает смысл понятия. А вот определением этих основных терминов – атомов – никто и не стремится заниматься. А благодаря тому, что основные, опорные понятия остаются без определений, нет никаких препятствий для того, чтобы вести нескончаемую работу по дефинированию производных словосочетаний. Этим можно заниматься бесконечно. В этом же кроется причина очень малой степени совпадения дескрипторов тезауруса по стандартизации со стандартизованными терминами, что на самом деле плохо. Во время изложения Михаилом его позиции Климов несколько раз в глубокой раздумчивости согласно кивал головой. Можно было предположить, что мысли Михаила падают в подготовленные гнезда – как семена в лунки на огородной гряде. Впрочем, Михаил не торопился с принятием такой догадки на веру, однако весьма скоро обнаружилось, что все именно так и произошло. В том, что отношение Климова к Горскому изменилось радикально, сомнений больше не было. Человек, который просто – ни с того, ни с сего – руководствуясь слухами или антипатией к чужому внешнему облику, сначала хотел как можно скорей выставить его с работы под любым предлогом, теперь рассматривал как свою идейную опору, полезный генератор идей – и даже больше того – как открывателя способа на деле согласовывать и взаимно обогащать результаты «тезаурусостроения», классификации и дефинирования терминов. Соответственно изменилось и обращение с Горским – оно стало подчеркнуто уважительным, внимательным и даже, как ни странно, искренним. Конечно, так все преобразилось не в один миг. Но все-таки достаточно быстро. Началось с того, что однажды на вопрос директора о том, как ему работается с Климовым, Михаил, наперед зная, что в конфликте Болденко с большей охотой поддержит своего заместителя, нежели его, всего-навсего зав. отделом, все-таки напрямик ответил: «Плохо. Не знаю, с чьей подачи, но ему очень хочется избавиться от меня».