Без иллюзий

В полном соответствии с практической необходимостью, она тем больше усилий посвящала нужным знакомствам и их закреплению, чем меньше была способна породить хоть какую-то собственную мысль, и вот на этом поприще конъюнктурного интриганства она была действительно весьма сведущим специалистом. С любезной улыбкой и холодными глазами, которые один из сотрудников отождествил с увиденными на Кубе глазами барракуды, она делала свою работу в этом смысле вполне по правилам: ей тоже улыбались, когда очень любезно, когда нет, и тоже изучали ее реакцию на себя холодными глазами по принципу «ты мене, я – тебе». Однако Николай Константинович Сухов в этой корпоративной ритуальной игре участия не принимал, а делать подарок Полкиной тем более не собирался. Единственным обязательным местом, где ей нельзя было разминуться с Суховым, если не исключить его участие в обсуждении своей диссертации каким-либо обманом, был научно-технический совет своего «родного» института. Тут-то Николай Константинович и обвинил ее в плагиате, в научном и литературном воровстве, в чем был несомненно прав.

Однако Полкина вопреки нормальной практике научной дискуссии и не подумала как-то ему отвечать, равно как и не кинулась вон из зала заседания, где ее публично заклеймили позорным клеймом воровки. Она и бровью не повела – словно ровным счетом ничего и не услышала. Это уже было в традиции советской науки. Если кто-то, поддерживаемый властью, вдруг сталкивается с убийственной критикой, то, естественно, плохо от этого должно стать только критику, а не критикуемому. Болденко, директор и председатель совета, играл на ее стороне – он тоже не подумал побудить ее к ответу («сам такой!» – лишний раз убедился Михаил). Хорошенькая получалась вещь – наглая баба без смущения лезла в науку, не имея за душой даже такого багажа, какой в свое время был у Бориспольского – невредность характера и способность сочинять наукообразный текст на общедоступном материале!