Настораживало другое. Настя ни словом не помешала словоизлиянию Марианны. Можно было предположить, что до его появления здесь как раз и обсуждались всем женским сектором из четырех человек, как следует себя вести Насте в новой жизненной ситуации, где места для продолжения знакомства с Михаилом уже просто не должно было быть.
Он вопросительно взглянул на Настю – дескать, что она сама думает и решает по данному поводу, и скоро узнал то, что хотел. Взвинченным голосом, иногда почти что до визга, и гораздо громче, чем требовалось, чтобы он услышал, Настя начала высказываться в том же духе, что и Марианна, добавив к этому, что ей уже с ним надоело. Когда тирада закончилась, Михаил, не перебивший ее ни словом, поднялся со стула, сказал, поочередно в лицо каждой из присутствующих дам: «Всего хорошего» – и вышел из комнаты сектора. Он не был обозлен ни на Марианну, ни на Настю, ни на кого на свете. Просто решил, что его здесь больше не увидят. Никогда.
Только где-то через год с лишним Михаил узнал кое-о чем, произошедшем после его ухода. Но сперва, опять-таки не сразу, а через несколько месяцев, он услышал в случайном разговоре с сотрудницей своего отдела, что Настя ходит уже с большим пузом. Сказано это было с явной к ней неприязнью. Следовательно, молва приписывала авторство в беременности не кому-то другому, а ему. Михаил хотел было выспросить какие-то дополнительные подробности, да вовремя спохватился, и сделал вид, что это для него не новость. Спустя еще месяцы сотрудница Насти Татьяна Анатольевна при встрече сказала Михаилу, что Настя родила сына и скоро выйдет из декрета. При этом добавила: «А знаете, Михаил Николаевич, в тот раз, когда вы ушли, Анастасия расплакалась, а потом, вытирая слезы, сказала: «Михаил к нам больше не придет». Марианна Сергеевна ей отрезала: «Придет как миленький!», но Настя стояла на своем – нет, не придет. И оказалась права она, а не Марианна.
Еще бы Насте было оказаться неправой. Он ведь как-то уведомил ее, что может поддерживать какие-либо отношения с женщиной только в том случае, когда она относится к нему уважительно. При проявлении пренебрежения им, независимо от того, было ли оно на людях или tete-a-tete, он больше ничего общего с ней не имеет, как бы ему ни хотелось обратного, и чего бы ему ни стоило удерживать себя от любого контакта. Значит, Настя поверила его словам. Ну что ж, правильно сделала. Тем более, что он до этого вообще не обманывал ее ни в чем.
– Танечка, когда Настя вернется на работу, передайте ей мои поздравления, – сказал Михаил. – Кстати, какое у него имя?
– Дима, – ответила Таня. – Дмитрий. Это Марианна посоветовала ей так.
– Хорошее имя, – подтвердил Михаил. – И как он ей дался, сын, я имею в виду?
– Да судя по всему – не просто. Последствий, правда, скверных, Слава Богу, нет, но роды были тяжелыми. Возраст, я думаю, сказался. Лучше было бы раньше рожать.
Михаил кивнул. С Таней ему было просто разговаривать, с какого-то времени проще, чем с Марианной. Во всяком случае, к разряду моралисток она не принадлежала. Таня вторым браком была замужем за сыном союзного министра, но по ее поведению принадлежность к сливкам советского общества в ней никак не ощущалась. Не в первый раз Михаил сталкивался с тем, что некоторые дамы из этого круга стараются никак этого не показывать. То ли из врожденного чувства уважения к другим, как к себе, то ли в результате личного знакомства с обычной средой обитания особо важных персон.
В институте работала еще одна дама, по рождению принадлежащая к высшему советскому сословию – как дочь союзного министра. Ее звали Тамара Ивановна. Она вела себя еще более скромно, чем Татьяна Анатольевна. И чувствовалась в ней такая трогательная уязвимость и нежность, что Михаил позволял себе только подчеркнуто уважительное, но сдержанное отношение к ней и называл не иначе, как по имени и отчеству. Она была лишь немного моложе его, но в своей скромности особенно прелестна. Она с готовностью помогала Михаилу без всякой очереди доставать из информационного фонда стандарты, если они вдруг требовались Марине на ее работе. Иногда Тамара Ивановна рассказывала ему о дочери, заканчивающей школу. Судя по всему это была обычная представительница поколения, которому досталось больше благ и удобств, чем поколению родителей, тем более таких, какие были у нее, хотя Тамара Ивановна ни разу не обмолвилась о муже. Жила ли она без него в результате развода, Михаил так и не узнал. Они оба довольствовались простым выражением симпатии друг к другу.
После того, как Настя вернулась на работу, она при случайной встрече с Михаилом во дворе предложила посидеть с ним на лавочке перед фасадом старинного особняка возле цветочной клумбы. Выглядела Настя прекрасно – ничуть не хуже, чем до родов, а может быть, и лучше.
– Как твой сын? – спросил он.
– А что ему? Ест, спит и растет.
– То, что и требуется, – улыбнулся Михаил.
Настя улыбнулась в ответ и тут же поделилась:
– Пестерев встретил меня, поздравил, спросил, как я себя чувствую.
И никаких вопросов о том, кто отец ребенка.
– Нас с тобой вяжут?