А потому, пусть и не без труда пересиливая в себе кобеля, Михаил наглухо запретил себе домогаться постельной близости с залетной женщиной, хотя знал ее достоинства не только визуально, но – был грех – еще и на ощупь, и даже больше того – запретил себе откликаться на недвусмысленные приглашения вступить в связь без проблем и обязательств перед партнершей, обладательницей соблазнительной, но все же дутой ценности, да притом еще наперед уверенной в том, что ты влипнешь в нее сильнее, втянешься в нее больше, чем она в тебя, хотя этого она прямо и не говорит. Остерегаться было чего, никакие коврижки не стоили того, чтобы по дури и из-за похоти рисковать потерей своего реноме действительно любящего мужа в глазах любимой и несомненно любящей его женщины. Во время очередной встречи в институте Настя сообщила, что ее провинциал прибыл в Москву и, как договорились, живет у нее на квартире. Мама не против. Это означало, что выглядел молодой человек неплохо и вел себя пристойно. Никаких внешних изменений в Настином лице Михаил не заметил. Впрочем, так и должно было быть. Для нее в этом не было ничего особенного. Это, наверное, она вглядывалась в лицо Михаила, чтобы заметить ожидаемые изменения. Михаил решил никак не проявлять эмоций, хотя они, естественно, возникли. Не так уж приятно слышать, какую замену тебе нашли в связи с твоим отказом. Дальше выяснилось, что Настя определила выписанного издалека милого учиться в ПТУ на паркетчика, хотя он и в Москве вполне мог бы шоферить. Однако это явно не входило в Настины планы – шоферы неведомо где разъезжают, неведомо с кем знакомятся и неведомо с кем могут лежать. Он и сам рассказывал Насте кое – о чем в таком роде. Поэтому лучше было держать его в рамках более оседлой профессии, хотя и паркетчиком, как представлялось Михаилу, вполне могла бы заинтересоваться скучающая и состоятельная домашняя хозяйка, пока муж на работе. А перестилать паркет заказывают, как правило, люди состоятельные. Так что паркетчик мог оказаться даже в большей близости к чужой постели, чем залетный шофер. Ну, это ладно, пусть наставница паркетчика сама соображает, что лучше и безопасней для нее. Пожалуй, Михаила удивило другое – что Настя не ограничилась сведениями о том, какие меры она приняла для перепрофилирования недавнего шофера. Правда, она заранее предупредила, что подробностей раскрывать не будет, но все-таки кое-что из интимной сферы она по собственному желанию сообщила ему («дразнит или дает понять, что для меня по-прежнему ничего не закрыто?» – мелькнуло в голове у Михаила): узнав, что она сама спит в постели голой, паркетчик одобрил такую практику и сказал: «Хорошо, не надо будет приучать», а от себя Настя прибавила, что столь частых совокуплений, на какие он способен, ей даже не надо. Из этого можно было сделать вывод, что раньше или позже он начнет сбрасывать излишки на стороне. О соответствии или несоответствии их духовных интересов, как и прежде, не было сказано ничего. Значит, это действительно не занимало ни ту, ни другую сторону. Пораскинув мозгами так и эдак, Михаил решил, что семейным счастьем для Насти здесь и не пахнет. Не было даже уверенности в том, что связь останется долговременной, но этого он говорить не стал. Какие с его стороны могли быть заботы о женщине, чьими делами он твердо решил не заниматься сам – особенно теми, которые наиболее интересовали прельстительную даму? Однако слушать ее откровения было все-таки интересножизненные коллизии такого рода позволяли извлечь для себя, для своего жизненного опыта много нового и полезного. Знать обыкновенно бывает лучше, чем не знать.
В один из визитов в сектор Анастасии его ждал неприятный разговор. Затеяла его однако не Настя, а ее сотрудница Марианна Сергеевна. Вообще-то она неплохо относилась к Михаилу, но, видимо, его достаточно частые приходы все-таки раздражали ее. Ее высказывания сводились к следующему – Насте уже тридцать четыре, ей надо рожать, пока не поздно. Теперь у нее появился для этого подходящий шанс, а потому ей не следует больше мешать.
Михаил был удивлен, узнав, что он чему-то мешает. Кроме того, ему показалось странным, что Марианна, с которой он был вприглядку давно знаком, прежде казалась ему вполне добродетельной и преданной мужу дамой, не проявляющей к нему прежде никаких особенных чувств. Однако страсть и напор в ее непрошеной речи заставили Михаила немного усомниться, вполне ли равнодушна к нему была эта симпатичная сотрудница Насти – жизнь уже неоднократно приносила ему доказательства, что даже самые доброжелательно настроенные женщины органически не выносят, когда внимание или страсть интересующего их мужчины адресованы другим. Впрочем, это могло быть и обычным стремлением добиться торжества высокой морали.