– Вяжут! – кивком подтвердила Настя, показывая, что еще как!
Они дружно рассмеялись.
– А как же твой липецкий избранник?
– А его давно уже нет. Однажды заявил нам с матерью – либо делайте мне постоянную прописку в Москве, либо я ухожу. Ну, я и сказала: «Если так – уходи».
– Он ушел?
– Да, конечно.
– Однако, наверно, рассчитывал, что его позовут обратно.
– Не знаю. Возможно. Но я не позвала.
Настя снова улыбнулась, взглянув ему прямо в лицо.
– А вы как тут живете?
– Да плохо. Пестерев ведет себя довольно истерично, и хотя порой выказывает ко мне уважение, хорошо заметно, что хамить мне ему куда приятнее, чем уважать. Феодосьев гадит исподтишка, потому как теперь он мне больше не начальник, Кольцову нет смысла воевать из-за меня с директором. Он ведь прежде всего прагматик.
– У вас с ним прежде были плохие отношения?
– Нет, вполне хорошие. Но он уже понял, что мы крутимся по разным орбитам, и ему нет резона обременять себя поддержанием хороших отношений со мной. Спасибо еще, что пока активно не вредит. А с тобой он как?
– Со мной – хорошо!
– Ну и Слава Богу! Вон, видишь, на лавочке за клумбой уселась дама?
– Вижу.
– Это Пестерева протеже. Паевская. Приставлена наблюдать за мной и обо всем ему докладывать. Ей сейчас ужасно хочется слышать, о чем мы говорим. А приходится делать вид, что она поглощена чтением своих бумаг.
– Вы ее не жалуете.
Михаил пожал плечами:
– Было бы за что. В делах она, смею утверждать, ноль во всех измерениях, как говорил мой приятель по первой работе Соломон Мовшович. Правда, она тоже имеет степень кандидата технических наук, как и ты, и заведует сектором системных разработок. К счастью, от нее в мой адрес не исходит ни советов, ни указаний. А в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо, все хорошо.
– Ну ладно, теперь я в курсе насчет ваших дел.
– В общих чертах.
– Может, теперь будете к нам заходить.
– Может быть, если позовете.
– Я уже пригласила.
– Нет, это пока только декларация о готовности терпеть мое общество у себя в секторе, – объяснил Михаил.
Ему не улыбалось показаться перед сотрудницами Анастасии как будто бы по своей инициативе, тогда как той с очевидностью хотелось, чтобы дело выглядело именно так.
– А что от меня требуется еще? – вроде как недоумевая, спросила Настя.
– Приглашение. С указанием времени, когда вы будете свободны для беседы. Если у меня будет возможность, зайду.
– Договорились.
Михаил вернулся к себе, размышляя о разговоре. Перед ним опять открывали путь к общению, только что ему было толку пользоваться им? Делать ее своей любовницей он все равно не собирался, как и прежде, и дело тут было в Марине, а не в ней. Настя не стала ни лучше, ни хуже, чем была прежде, однако ее натура сохраняла для него лишь умозрительно – познавательный интерес. А чего хотелось достигнуть ей? Показать, что она в состоянии управлять его волей? А зачем? Неужели ее так заело, что она до сих пор жаждет сатисфакции? По крайней мере во мнении работающих с ней женщин? Он подумал, что не сглупил, настаивая на публичном приглашении. Что-то шло не так, как хотелось бы Насте, но что? То, что ей нужен не он, а победа над ним, Михаил не сомневался. Значит, осталось одно стремление – то самое, знакомое, прежнее: доказать – ее не покидают, пока она сама не выставляет за дверь. Ну что ж, достойная позиция для любого самолюбия.
– «Но ведь и мне блюсти собственное достоинство важно ничуть не меньше, – напомнил себе Михаил. – И вряд ли какая-то сторона отступит. Но если кто и отступит, то это буду не я. Уж постараюсь».
В тот момент он еще не знал, насколько близок к истине.
Настя пригласила его зайти на следующий же день.
Все поздоровались с друг другом, как будто бы не было долгого перерыва. Разговор зашел о ребенке. Когда Настя сказала, что купает своего Диму не в ванне, а в детской ванночке в комнате, Михаил удивился вслух. Сделать стерильно чистой ванну в собственной, а не коммунальной квартире трудов не составляло. Но дамы поддержали Настю. Татьяна начала объяснять, что дело не только в том, в чем купать, но и где. – «Михаил Николаевич, вы бы видели ванную комнату в современных домах. Свободное пространство между ванной и стеной совсем небольшое. Поэтому, когда Анастасия Николаевна наклоняется над водой, она сразу упирается в стену, я извиняюсь, попой. Ну что тут сделаешь?» – «Я? Я вон что: буду, по примеру армянского радио, когда ему задали вопрос, что делать, если женщина не пролезает в хула-хуп?: три дня щелкать языком и с восторгом повторять? «Какая женщина!».
Все засмеялись, а Таня особенно.
– Да ну вас, причем здесь «такая женщина»! Просто пространство слишком узенькое. Вон, посмотрите на эту маму.
– А я как раз о том и говорю, – защитился Михаил.
И снова всем стало весело.