И его сын действительно стал Филиппом, а не Толиком, хотя отец еще не решил формально жениться на его матери. Это произошло, когда Филя уже в буквальном смысле слова «ходил пешком под стол». Мать Иры Нина Николаевна, будучи главой экспедиции на научном судне, бесстрашно направляла его к центру тропического урагана, но она едва не пришла вслед за дочерью в отчаяние, когда в утро посещения ЗАГС»а Сережка не мог найти второй носок к парадному костюму, и женщины предложили ему надеть другие, а он заявил, что в других носках расписываться не пойдет, они не знали, что делать. К счастью, это не был формальный предлог для того, чтобы уклониться от уз Гименея. Носок нашелся, брак состоялся. Михаил сам видел, как Нина Николаевна перевела дух, когда на нее, наконец, перестала давить упрямая воля и непредсказуемость поведения зятя. Женившись, Сергей не изменил образа жизни. Он не считал нужным ставить Иру в курс своих дел, мог пропадать неведомо где с утра до вечера, возвращаясь домой только для того, чтобы спать. Но Ира оставалась верной себе. Она не могла не догадываться, что Сережа не зря тратит время где-то на стороне, однако предпочитала в подробности не вникать и даже вообще не входить – и, видимо, только этой броней защищала свой семейный союз от распада, а муж поневоле научился ценить такую жену, хотя, конечно же, среди его женщин тоже находились такие, которые были непротив завладеть им совсем. Не будучи шибко сентиментальным, Сережа все-таки очень полюбил сына, которого грубовато, но с искренней радостью звал дома Филимоном. Филимон с самого раннего возраста, когда начинает проявляться личность ребенка, показал себя умным и настырным парнишкой. Благодаря шмоткам, которые Нина Николаевна привозила из поездок за границу, мальчик выглядел американцем, а то, как он разговаривал со взрослыми, выдавало в нем логичного мыслителя, старающегося и умеющего быть неприятным. Михаил ожидал, что таким он и вырастет. Сергей думал о сыне иначе, и ему рисовалась в мозгу будущая значимая карьера Филиппа, ибо Бог его действительно умом не обделил. Сын принес огорчения папе с другой стороны. Уже учась в Московском университете на философском факультете, который выбрал сам, он вместе со своим приятелем – сокурсником влюбился в одну девушку, а она выбрала приятеля, а не его. Это было очень огорчительно не только для Филиппа, но и для Сережи, не привыкшего терпеть фиаско на сексуальных полях сражений. Но это было бы еще ничего в сравнении с тем, что ему пришлось испытать при продолжении этой истории. Девушка, отказавшая было Филиппу, прожив несколько лет с приятетелем в браке и родив сына, разошлась с мужем, и Филипп поспешил жениться на ней, будто она его уже однажды не забраковала, будто вообще без нее в мире не нашлось бы куда более душевных и привлекательных женщин, чтобы не жениться именно на той, которая, по соображениям старшего Горского, того не стоила. Да, настоящему мужчине еще, может быть, и имело бы смысл воспользоваться ею в постели, чтобы получить сатисфакцию, но жениться на такой он просто никак не был должен – это опрокидывало все представления Сережи с ног на голову – как так? Неужели Филимон мог мириться про себя с таким позором? Но Филипп о позоре не думал. Он думал о семье, о приемном сыне и собственной дочери, которая вскоре появилась. На вопрос Михаила, любит ли он внучку Соню, Сережа пожал плечами и сознался, что почти равнодушен к ней. Видимо, такое отношение было следствием его представлений о негодном предприятии, устроенном его сыном, и теперь он переносил свою неприязнь с жены сына даже на ее дочь от собственного любимого дитяти. Михаил был на четыре года старше Сергея и думал, что тот всегда будет моложе его по крайней мере внешне. Но оказалось не так. Когда Сережа перешагнул через рубеж в шестьдесят лет, стала заметна не только седина, но и какое-то общее увядание. Михаил и Марина с болью констатировали это. Оставалось только надеяться, что Сергей еще будет взбрыкивать ногами, как старая цирковая лошадь под звуки бравурного марша, но пока что он больше жалел, что не тогда родился, что перестройка застала его нищим и поэтому не на что было развернуть дело как частному предпринимателю. Чем он хотел бы заняться в постсоветское время, Михаил не спрашивал, зная, что Сережка действительно способен на многое. Если уж он при советской власти построил легковой автомобиль своими руками, включая оригинальный корпус, на свой более чем скромный бюджет, то мог осилить и что-нибудь попроще и понадежнее. Но еще больше он страдал из-за Филимона. После перестройки кормиться за счет одной философии стало почти невозможно, хотя в отличие от многих своих прежних коллег он занимался не научным коммунизмом и диалектическим материализмом, а трудами Хайдеггера в оригинале. Имея двух детей и требовательную жену, Филипп устроился грузчиком на мясокомбинат. Когда жить стало несколько легче, он закончил бухгалтерские курсы и стал работать бухгалтером сразу в пяти фирмах. Так поступали многие интеллектуалы, занятые прежде научной работой. Но Филипп и тут доказал, что он не такой как все. В отличие от многих других, кто ради денег навсегда расстался с наукой, он занялся ею, правда, уже не философией, а экономикой. Он поступил в университетскую вечернюю аспирантуру и успешно защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата экономических наук. Руководитель его диссертационной работы считал, что ему надо идти дальше. Но пока все тормозила проклятая занятость в бухгалтериях пяти фирм, так как найти высокооплачиваемую работу экономиста без личных знакомств в этой сфере оказалось невозможно. А в том, что голова у Фили работала очень хорошо, Михаил убедился сам в ходе продолжительной беседы с племянником. Ему не понравилось только, что Филипп говорит так тихо, что приходится сильно напрягаться, и это очень снижало комфортность беседы, что раздражало, надо думать, не только дядю, но и тех работодателей, к которым он пробовал наниматься, понижая тем самым и без того малые шансы на получение денежной должности. Михаил поделился наблюдением с братом. Сергей сказал, что они с Ирой тоже говорили сыну об этом недостатке. Тихую речь многие расценивали как показатель нехватки энергии и уверенности для того, чтобы делать бизнесс с таким сотрудником. Помогло ли мнение Михаила усилить воздействие родителей на Филю, чтобы убедить его расстаться с милой привычкой тихо говорить ради того, чтобы заставить собеседника внимательней себя слушать, дядя так и не узнал. Однако сам Михаил понял, что племянник оказался много выше его ожиданий и зауважал как за способность выживать, перешагивая через въевшиеся вовнутрь стереотипы, так и за преданность влечению к научным занятиям в условиях, когда другие сдаются.