Без иллюзий

Вот почему выбор Михаила пал в пользу необычного способа публикации в рамках приложения к литературному роману. Впрочем, во Францию его доказательство тоже пошло по электронной почте на двух языках – русском и французском, причем над созданием французского текста потрудились и дочь Михаила Анна, и ее подруга со школьных времен преподаватель французского языка Татьяна Лаврова и еще какие-то консультанты Тани Лавровой, которых Михаил не знал. Ответа из Франции, особенно положительного, он, честно говоря, не ждал – будет, так будет, не придет, так не придет. Безразличие Михаила к вопросу признания или непризнания правильности его доказательства теоремы Ферма не было ни показным, ни абсолютным. Скорей всего, его следовало бы назвать фаталистским. В самом деле, хотя ему и пришлось потрудиться над доказательством, но это не заняло у него много времени, не поглотило слишком много нервных сил. Как ни странно, само доказательство он нашел быстрее, чем сформулировал начало и концовку теоремы в том виде, в каком их легче всего было осознать неискушенным в математике, но все-таки кончившим среднюю школу людям. Если говорить о последствиях доказательства теоремы Ферма для духовной и материальной жизни человечества, то у него, у Горского, и у Уайлса они существенно разнились. Уайлс не просто извлек из мозгов человечества занозу, беспокоившую математиков в течение нескольких сотен лет, но и, по словам знатоков, свел воедино все достижения теории чисел двадцатого века и создал новые методы, которые использовал в ранее немыслимых сочетаниях с известными методами и тем проложил путь к решению ряда других проблем. Его напряженный труд в течение восьми лет, посвященный решению теоремы Ферма, воистину стал крупным научным вкладом в интеллектуальную историю человечества, тогда как доказательство Михаила.на дальнейшее развитие математической науки никак не влияло.

Но это была лишь одна сторона дела. Михаил был счастлив оттого, что уже больше тридцати семи лет живет в любви с Мариной, а еще тем, как живет: скромно, не испытывая нужды, вполне довольствуясь тем, что Марина и он имеют Милостью Божьей, и это позволяет им радоваться почитай что каждому новому дню жизни, заниматься любимыми делами, будь то работа за письменным столом, чтение, утоление любознательности, погружение в музыку, обмен мнениями об увиденном, услышанном, постигнутом и возможном для постижения, а если коротко – то погружение в общий для них драгоценный духовный мир, из которого выходить не хотелось. Это было самым ценным в их жизни, которая шла к закату – возможно, и в не очень быстром темпе, но все-таки вполне определенно шла. Представить, что их почти идиллическая жизнь, особенно в деревне, способна заметно измениться, притом не обязательно только в лучшую сторону вследствие простого факта признания в мире полученного Михаилом доказательства теоремы Ферма, означало впустить в свою голову сразу множество возмущающих покой мыслей – и тех, которые прежде не волновали, и тех, какие могли беспокоить каждого пожилого человека. Недолгая масштабная известность. Явный и искусственно раздутый, а потому и отчасти фальшивый общественный интерес. Напористое, нахрапистое, а то и наглое, бесцеремонное вторжение прессы в частную жизнь. Публичные мероприятия, на которые из модных побуждений хотят затащить нашумевшего автора, не спрашивая ни его, ни народ, зачем это нужно, если никто не собирается после встречи с публикой даже задуматься насчет того, в чем следовало бы изменить свою жизнь или взгляды, и чем стоило бы заниматься по мнению приглашенного как будто бы уважаемого человека. Возможно, это многих и радовало – как же! – известность, слава, внимание, почтение, уважение, награды. А с ними, тоже вполне вероятно, зримое пополнение скромных доходов, подключение к разным видам привилегированного обслуживания и создание собственного семейного страхового денежного фонда «на случай чего», в котором до сих пор денег было «кот наплакал». Что все, включая душевное благополучие, могло от этого покачнуться, было ясно, и что придется как-то противостоять опрокидывающему жизнь моменту, если не хочешь, чтобы она перевернулась килем вверх – тоже. И стоили ли внезапно свалившиеся новшества больше неудобств, возмущающих бесценную и наиболее желанную среду их с Мариной совместного гармоничного обитания, Михаил не мог сказать, потому что болезни известности, как и любые другие болезни, никогда не удается излечивать по заранее выработанному плану.