Еще одно мнение профессионального математика было передано Михаилу из Нью-Йорка мужем другой его кузины Тани, который по своей инициативе дал ему познакомиться с доказательством Горского. Этот математик заявил, что доказательство весьма оригинально. Но верно оно или ошибочно, не сказал.
Виточка, которая была среди тех двоих кандидатов наук, которые безоговорочно одобрили доказательство Михаила, показала его у себя на работе еще двум образованным математикам. Их мнение было снова неопределенным: «Очень интересно», – и никаких итоговых оценок. После этого до Михаила дошла еще одна вещь, о которой он заранее не думал. Математики проявляли крайнюю осторожность, если не сказать – опасливость. Ошибки сами они не нашли, но резервировали себе позицию невиновности на случай «а вдруг ошибку, ускользнувшую от их внимания, обнаружит кто-то другой» – но и тогда их профессиональная репутация останется незапятнанной ложной оценкой.
Еще несколько человек априори заявили, что они в этом деле ничего не понимают, хотя в свое время успешно одолели школьный курс и по арифметике, и по алгебре, а большего для понимания доказательства, данного Михаилом, ни от кого и не требовалось. Если на то пошло, его вполне можно было включить в программу восьмого класса школы.
А вот то, что образованные инженеры сразу признали доказательство Михаила верным, как раз и не удивляло. Они читали текст, рассматривали формулы, следили за корректностью авторских выкладок и НЕ фантазировали, потому что привыкли оценивать вещи как они есть, а не то, что по поводу данных вещей еще можно подумать. Теперь Михаил мог ожидать и каких-то новых, еще не известных ему методов порождения неприятия.
А пока что Михаила лишь забавляла мысль о его отношениях с математикой, да и с физикой тоже, в течение достаточно дологй жизни. Проявлялись ли у него в отрочестве и юности какие-либо определенные математические способности? На этот вопрос Михаил с чистой совестью мог ответить – нет. И в то же время уже в старших классах и у него случались кое-какие выбросы («флуктуации» – если «научно» выражаться о случайных выделяющихся на общем фоне колебаниях, когда некоторые из них отличались большей амплитудой), которые их преподаватель математики Иван Тмофеевич Егоров все-таки определенно отмечал.
Как-то раз в восьмом классе, дав ученикам понятия об аргументах и функциях, он тут же предложил им изложить, что они себе по этому поводу представляют. Поднялось несколько рук, в том числе и Михаила. С него-то Иван Тимофеевич и начал опрос – Михаил еще тогда решил, что, скорей всего, потому, что учитель был не больно высокого мнения о его способностях. Однако образный пример Михаила настолько понравился учителю, что он пришел в восторг, а этого с ним вообще никогда не случалось. И с тех пор Иван Тимофеевич в шутку не раз называл Михаила Горского «корифеем математики». Много времени спустя, когда они уже проходили стереометрию (пространственную геометрию), произошел более значимый случай. Для контрольной работы Иван Тимофеевич выбрал задачу, в решении которой требовалось проявить не только геометрические, но и алгебраические знания. При определении итогового параметра требовалось решить биквадратное уравнение. Ну, это в классе умели делать практически все, и никого особенно не обеспокоило, что из четырех корней этого уравнения только два были действительными величинами, а другие два – комплексными. Естественно, в реальности эти два комплексных, то есть включающих в свой состав и мнимые величины, для определения конкретного параметра объемного тела подходить никак не могли. Михаила самого так и подмывало желание отбросить эти два корня без всяких разговоров, но он все – таки преодолел себя и решил рассмотреть все четыре следующих из уравнения случая, поскольку формально все корни были согласно правилам математики равноправными. Поэтому он добросовестно рассмотрел каждый вариант и после анализа выбрал единственный, который мог соответствовать действительности. Кстати говоря, на это ушло не так уж много времени. Он сдал свою контрольную одновременно с большинством других учеников.