В таком случае спрашивается, зачем отсылать доказательство теоремы Ферма во Францию или еще куда, если перемены в связи с признанием могут принять нежелательный оборот? Вот на этот вопрос Михаил как раз знал ответ: раз уж Господь Бог сподобил тебя доказать эту проблемную теорему, значит, в Его Воле было и то, чтобы ты попытался опубликовать озарившее тебя Волей Небес ее решение. Ты ведь не гонишься изо всех сил за славой, не хочешь выставиться напоказ и выпендриться над всеми ради быстро проходящей популярности публике постоянно требуются новые приятные раздражители помимо новостей о катастрофах, преступлениях и скандалах, а кому захочется постоянно держать в голове память об авторе простого доказательства теоремы Ферма?
Да и сейчас кто знал о нем? От силы дюжина людей, и их мнения распределились довольно интересным образом. Два инженера-кандидата технических наук, имеющих дело с математикой, признали, что теорема Ферма доказана Михаилом полностью. Один амбициозно настроенный почти юный математик и один физик-теоретик заявили, что в доказательстве Михаила есть ошибка. Этот математик в ответ на вопрос, в чем именно ошибка, ответил, что так вообще нельзя доказывать теорему, отправляясь от частного случая к общему: «Решив, что так нельзя», он не стал читать доказательство до конца. Физиком-теоретиком был муж кузины Михаила Инны. Он признался, что у себя в Америке с нетерпением ждал получения текста доказательства теоремы Ферма, когда Михаил сказал ему по телефону, что сделал это. «Миша, мне так хотелось, чтобы ты оказался прав, но…» – «Рауф, я в твоей искренности нисколько не сомневаясь. Мне тоже не хотелось тебя огорчать. Но скажи, в чем ошибка?» И Рауф начал объяснять. Михаил внимательно слушал, изредка задавая дополнительные вопросы. Он действительно ничуть не сомневался в добросовестности Рауфа, но из его объяснений отнюдь не следовало, что Михаил в чем-то ошибся – Рауф говорил о совсем другом. И вдруг Михаил понял – речь идет не о его ошибке, а о неправильности представлений Рауфа, который самостоятельно стал развивать последствия убывания величин отношений a
n /c nи b n /c nс ростом величин a и b и особенно – величины n . Рауф заговорил о том, что Михаил использует в доказательстве бесконечно малые, что было совсем не так. Михаил возразил, что, во-первых, все эти отношения – конкретные дробные числа, пусть и очень малые, но не бесконечно малые, а, во-вторых, что еще более важно – действительная величина этих дробных отношений сама по себе нисколько его не интересовала и привлекалась им к доказательству ради одного: что сумма a n /c n+ b n /c nпри n>2 всегда в численном выражении меньше единицы. – «Ты ведь знаешь, – закончил он объяснения Рауфу, – что в математике и физике бывают парадоксы?» – «Да, знаю», – подтвердил Рауф. – «Ну вот и здесь я говорю о наличии парадокса, а не о чем-то другом».Рауф задумался: «Миша, ты доказал теорему для малых чисел», – признал он наконец. – «Нет, не согласен. – для любых, были бы они целыми и притом, что n
был бы больше двух». – «Ну ладно, давай мы еще оба об этом подумаем», – предложил Рауф, и Михаил согласился: «Давай!» А еще Рауф сказал ему, что начал смотреть доказательство Уайлса, но признал: «Там слишком тяжелая артиллерия для меня». – «Это-то и осмысливало мою работу,» – засмеялся Михаил. – «Ну, ладно» – «Ну, ладно», – улыбнулись они друг другу напоследок. А Михаил вдруг, наконец, догадался, что имел в виду математик, сходу забраковавший его доказательство. Математиком был приемный сын Ани и родной ее мужа Толи от его первого брака. Сережа был очень способным человеком и столь же нервно-амбициозным, как его отец. Одного упоминания о сумме отношений a n /c n+ b n /c n = 1, то есть о теореме Пифагора, которую Михаил рассматривал как эталонную только для сравнения с суммами отношений тех же величин в больших степенях, Сереже хватило для того, чтобы обвинить Михаила в том, что он методологически неверно строит доказательство общего на частном случае. С точки зрения Михаила данное обвинение было неправомерно. До этого момента Михаил думал только о том, что у него обязательно найдутся недобросовестные оппоненты подобные тем, какие уже нашлись и у Шабетника, готовые дружно подвергнуть его труд умолчанию и остракизму, но он не представлял, что оппоненты могут быть ФАНТАЗИРУЮЩИМИ по мотивам, навеянным им собственно рассматриваемым доказательством, но не имеющим к доказательству прямого отношения. Рауф зафантазировал насчет неправомерного использования бесконечно малых (которых в доказательстве НЕ БЫЛО), Сережа, сын Толи, стал фантазировать о методологической ущербности доказательства, хотя как математик должен был бы понимать, что сравнение с теоремой Пифагора уже заложено в формулировку теоремы Ферма тем, что в ней прямо говорится о показателе степени n>2 , то есть большем, чем у Пифагора.