На следующий урок Иван Тимофеевич пришел чернее тучи. Все ученики уже давно знали признаки его плохого настроения и поэтому ошибиться не могли. Но они еще плохо представляли силу его гнева. Еще не дойдя до учительского стола, он швырнул на него стопку проверенных тетрадей. Сидевшие на первой парте ребята жестами показали Михаилу, что сверху лежит его работа. По обычаям Ивана Тимофеевича это означало, что она признана лучшей. Затем Иван Тимофеевич отрывисто приказал дежурному раздать тетради. Раскрыв свою, Михаил увидел отметку пять с минусом. Какой изъян был наказан минусом, он так и не запомнил, но это была лучшая оценка из всех. Неужто всем остальным Иван Тимофеевич выставил только четверки и тройки? Однако все оказалось хуже. Следующий ближайший оценкой была только тройка с плюсом. А дальше Иван Тимофеевич, захлебываясь горечью как от личного оскорбления, объявил, что из двух параллельных классов «А» и «Б» только один «товарищ Горский» исследовал все случаи решения задачи по числу корней. Всего сказанного им Михаил уже, естественно, не помнил, но смысл и пафос его речи состоял в том, что подобной подлости он от своих учеников не ожидал. С высоты своего тогдашнего опыта Михаил не находил тогда в своем поступке какой-то особой доблести. Ну, подумаешь, более внимательно отнесся к анализу корней, хотя априори нечего было и думать, что комплексные величины к решению действительной задачи могли бы подойти. Но случай с решением данного биквадратного уравнения запомнился ему самому как некое назидание на будущее – не отбрасывай без рассмотрения ничего, что может относиться к прояснению Истины.
Априори отброшенные выводы могут привести к ошибкам или просчетам, а иной раз к потере важнейшего смысла. Взять хотя бы историю сэра Александра Флемминга. Разве стал бы он создателем пенициллина и благодетелем человечества, если бы выбросил без вдумчивого рассмотрения чашку Петри с культурой бактерий, в которой завелась очистительная плесень? Нет. Другие исследователи все как один повыбрасывали «бракованные» культуры, а он не выбросил. Оказывается, априорные представления о чем-либо слишком часто свидетельствуют о заведомой ограниченности научного работника, иными словами – об ущербности, практикуемой по привычке без достаточных на то оснований, а пренебрежение чем-либо, чего еще не понимаешь, всегда в конце концов оборачивается в лучшем случае каким-то досадным промахом.
Вот, пожалуй, и все, чем в математическом смысле «отличился» Михаил за время учебы в школе, если не считать, конечно, того, что на выпускном письменном экзамене по математике он логически правильно решил задачу, но раз за разом во время вычислений совершал одну и ту же арифметическую ошибку при делении одного числа на другое. Его словно заклинило в этом месте, и многократные проверки так и не позволили ему выйти на правильный численный результат. Лишь много лет спустя Михаил понял, что это была не досадная случайность, а некий знак Свыше, указавший ему на неправильность предполагаемого им выбора дальнейшей судьбы. Он, как и его друг – одноклассник Гриша Любимов и вслед за Гришей, намеревался поступить в университет на механико-математический факультет. В теории вероятностей академик Марков ввел понятие о так называемых «цепочках» событий, получивших в дальнейшем его имя. На каждом этапе, когда сложившаяся ситуация в каком-либо процессе могла разрешиться с какими-либо вероятностями двумя или более разными исходами, тот из них, который, делался реальным, предопределял характер всех последующих событий в дальнейшем процессе, отличный от характера всех тех вариантов, которые так и не состоялись. Так вот, для Михаила и его профессиональной деятельности начальным событием в его личной Марковской цепочке стала та арифметическая ошибка на выпускном экзамене по математике, которую он упорно не замечал. Из-за этого в его аттестате зрелости по математике появилась четверка, и если до этого ему определенно светила золотая медаль, то теперь ему досталась только серебренная, притом именно с такой ущербностью против золотой, которая меньше всего подходила для поступления на механико-математический факультет – там ведь не имело значения, что по двум предметам его ответы на выпускных экзаменах были признаны «особо выдающимися» (существовала и такая официальная оценка, нечто вроде шести баллов в пяти-бальной системе оценок), но это были литература и химия, то есть для мех-мата пустой звук.