Без надежды на искупление

«Или они – просто еще один слой в нагромождении лжи? Не важно, – решил он. – Они ушли, или их никогда не существовало».

Морген отбросил подобные мысли прочь и двинулся на восток, где он желал собственными глазами увидеть обширный и богатый Гельдангелегенхайтен, но остановился; границы, созданные человеком, определенные политикой, войной и верой – всеми тремя проявлениями заблуждения, – для богов имели еще большее значение. Морген не мог покинуть Зельбстхас.

За пределами этого города-государства в него никто не верил.

«Даже мое всезнание – ложь».

И вот это, решил Морген, надо менять.

Он вернулся к Зельбстхасу – туда, где была сосредоточена вся его сила, – и на этот раз обратил внимание на замок со странной формы строениями, который Геборене называли своим домом. Некоторое время он смотрел – и кожа горела, а сердце вздрагивало под ударом клинка, – как суетились его жрецы. В самой высокой башне новый Кёниг – тот, что прежде был отражением, а сейчас наслаждался мнимой свободой, – строил планы о том, как воспользуется своим новым богом.

Морген рассмеялся – презрительным всхлипом, полным горечи и боли. Кёниг – в каждом своем воплощении и проявлении – мыслил слишком мелко. Их мечты – мечты жалких, запуганных людей. Про-шли те дни, когда его использовали такие идиоты.

Явив себя в личных покоях Кёнига, Морген, охваченный дикой, ликующей свободой, вдавил этого человека в пушистый ковер на полу. В карманном зеркальце, лежавшем на тяжелом дубовом столе, он увидел, как радостно хлопает в ладоши Крах. Долго веселиться ему не суждено.

Кёниг бессвязно залопотал: он умолял, уговаривал, из кожи вон лез, чтобы угодить.

– Ты для меня ничто, – сказал Морген, и Кёниг послушно кивнул. – У меня вас много, есть из кого выбирать. Ты станешь полезным, или я положу конец твоему существованию.

Это тоже было ложью; он не мог сделать так, чтобы душа перестала существовать. Его могущество имело границы и подчинялось правилам. Мертвые вершили свой путь дальше. Куда они попадали после этого – зависело от их убеждений или от того, кто их убил, но они всегда продолжали существовать где-то в новом месте. Таков закон.

«Я бог! – Морген пришел в ярость. – Разве могу я быть настолько бессильным?»

Отогнав от себя эти мысли, он снова обратил внимание на Кёнига:

– Я – вершина всего, над чем вы трудились, всех усилий Геборене. Я Вознесся, и теперь я ваш бог.

Морген снова вскрикнул, когда пламя заплясало по всей его плоти, а сердце снова вспомнило, как в него впилась холодная сталь.

Кёниг, у которого из ушей текли струйки крови, прижимал лицо к полу, как будто пытался погрузиться в ворс ковра и спрятаться.

– Да! Да! Да! – провопил он. Голос его заглушал ворс ковра. Жалкий негодяй обгадился.

«Как я вообще мог когда-то уважать этого человека? Как я мог любить его?»

– Меня ничто не ограничит, – сказал Морген, силой пробудив в себе ледяное спокойствие.

Кёниг лишь молча кивнул.

– Если мне суждено переделать этот мир, мне нужно быть вездесущим. Мне должны поклоняться повсюду.

– Мы разнесем слово о Тебе, – подобострастно ответил Кёниг.

Морген не обратил внимания на слова грязного смертного.

– Геборене придут во все города-государства. Мы поведем священную войну против всех, кто окажет сопротивление. – «На этот раз война не будет чистой и бескровной». – Я освобожу этот мир от грязи. Он станет чистым, как новенький. Навсегда.

– Старые боги…

– Насрать на старых богов.

У Кёнига, не ожидавшего услышать такие грубые выражения от Моргена, округлились глаза.

– Ванфор Штеллунг будут против нас.

– Мы уничтожим их и их богов. – Морген вдавливал Кёнига в пол до тех пор, пока не услышал, как у того заскрипели ребра, будто возмущенные таким обращением. – Будет только один бог.

– Один… бог… – едва дыша, повторил Кёниг.

– Храмы Геборене в каждом городе. Каждый храм должен быть идеально чистым. – С безумной усмешкой посмотрел он на распростертую фигуру Кёнига, наслаждаясь ужасом этого человека, смакуя вкус его униженного преклонения перед собой. – Белым. Хочу, чтобы это были белые пирамиды, без единого пятнышка. Повсюду.

– Чистым, – только и смог выдавить Кёниг из сдавленных легких.

Морген перестал давить на него и слушал теперь, как тот, вздрагивая, делает резкие вдохи.

– Мы больше не теократия.

– Мы… мы не теократия? – Кёниг смотрел на него глазами, полными слез, и Морген не мог понять, были ли это слезы благодарности, ужаса или грусти.

Морген сделал жест в сторону Краха, бывшего Кёнига, который наблюдал за происходящим из зеркальца.

– Я обещал вам вернуть дни империи. В отличие от вас, – он оскалил зубы, снова мучительно ощущая сердцем смертельный удар, – в отличие от всех вас, я держу слово. Здесь правит не простой теократ. Здесь правлю я. Это страна, которой правит бог. Это Священная Империя Зельбстхас.

Кёниг еще раз молча кивнул.

– Вы сделаете так, чтобы мои слова воплотились в реальность, – приказал Морген и поспешил покинуть мерзкую зловонную комнату замаравшего себя человека.