Без надежды на искупление

– Это тоже твое, – сказал Бедект, поднимая нож, который до этого момента сжимал в руке.

Она взяла оружие без слов, и нож тоже исчез где-то под ее одеждой.

– Схожу сейчас за твоими проклятыми сапогами и топором, – сказала она.

Штелен плюнула ему на голую ногу, развернулась и потопала прочь, выпрямив спину. Вихтих и Бедект смотрели ей вслед, обмениваясь смущенными взглядами.

– И куда ты сейчас направишься? – спросил Бедект.

– Не знаю, – сказал Вихтих. – У меня набралась небольшая собственная армия, правда, конечно, она ничто по сравнению с тем войском, которое служит тебе и Штелен, вместе взятым.

– В честной схватке преимущество, как мне кажется, будет за твоими, – возразил Бедект. – У тебя много отличных фехтовальщиков. – Вихтих просиял, и Бедект дал ему насладиться этим моментом. – А мои в большинстве своем – это те, кого я убил ударом в спину на темной улице или в пьяной драке. На них просто жалко смотреть.

– Величайший фехтовальщик в Послесмертии, – задумчиво произнес Вихтих. – Звучит не так внушительно, но ничего, сойдет.

– И твое стремление к цели увенчалось успехом, – сказал Бедект, не успев остановить себя. – Прости. Ты не собираешься начать жизнь заново? Попробовать другое ремесло?

Вихтих насмешливо фыркнул.

– И чем же мне заняться? Трудиться на ферме?

– Ты был весьма недурным поэтом, – сказал Бедект.

– Нет. Я только тот, кто я есть.

– Ну и хорошо. Мне понадобится прежний Вихтих. Мне нужен величайший фехтовальщик в этом мире или в любом другом из миров.

– У тебя есть план? – спросил Вихтих, продемонстрировав в широкой улыбке идеальные зубы. – Припрятал туза в рукаве?

– Кое-что получше. – Бедект улыбнулся в ответ. – Я убил бога.

Глава 46

Зеркало всегда лжет.

Ауф дер Лауэр, зеркальщик

Плоть, изуродованная огнем и возродившаяся, когда Морген Вознесся, помнила выпавшие на ее долю муки. С каждым вдохом он чувствовал холодный нож Штелен, как Бедект вонзает его меж ребер, как клинок впивается в сердце. А еще его преследовала грязь. Никогда его руки не станут снова чистыми. Он пролил кровь. Он лгал и убивал. Он запятнал себя и стал испорченным.

Морген вскрикнул, а отражения захохотали, стали приплясывать и кривляться, забавляясь его страданиями, – оказалось, они Вознеслись вместе с ним. Он понял, что они с самого начала это и замышляли. Они не служили ему и не показывали проблески будущего, которые помогали бы найти верный путь. Нет, они до этого самого момента водили его за нос и делали с ним что хотели. Манипулировали им, определяя каждый его выбор.

Почему ни Ауфшлаг, ни Кёниг не предупредили его, что нельзя верить отражениям? Конечно, они с самого начала знали. Насколько иначе все бы сложилось, если бы кто-то желал обучить его, хотя бы чуточку?

Отражения Моргена, каждое из которых было одной из сторон надломленного рассудка мальчика, насмешливо откланялось и помчалось в мир, предаваться любым прихотям, каким они только пожелают.

«Я никогда не буду тем богом, которого хотели получить Геборене».

Но даже это было ложью. Если бы Геборене желали создать доброго бога, чистого бога, то он таким бы и стал; его именно таким бы сформировала их вера. А он не такой. Он был свободным богом. Он может делать все что пожелает, играть чужими жизнями, вычеркивать из реальности чьи-то души по малейшей прихоти или отправить весь Зельбстхас на войну. И они всё сделают, подчинятся каждой отданной им команде. Потому что он, Морген, перенесший столько мучений мальчик, – их бог.

Морген смотрел вниз, на Зельбстхас, и наблюдал за тем, как суетятся люди, занимаясь своими делами. Казалось, он глядит на них всеведущим взором, и это напомнило ему, как он играл с солдатиками и крестьянами в своем игрушечном городе. Он вспомнил бескровную битву между двумя сторонами, и как он в шутку сказал Кёнигу, что крестьяне взбунтовались. Тогда ему показалось, что Фюример не нашел его шутку смешной. А теперь он знал: тот просто не понял, что это была шутка. Морген смотрел на мир глазами бога и некоторые вещи видел иначе. Он понимал самую суть доппелей и отражений Кёнига, осознавал их именно тем, чем они были в действительности: проявлениями ненависти к себе, трусости и страха.

Какого бога мог сотворить такой человек?

Морген знал ответ. Надломленного бога.

Он поднялся еще выше. Далеко на востоке увидел зубчатые гребни гор Кельте. Он знал, что за ними лежит вечно пустынная долина Басамортюан, восточный край света. Чувствовал присутствие других богов, но далекое и неопределенное. Некоторые из них сравнительно молоды – им было всего несколько тысячелетий, а другие казались настолько древними, что уже не посчитать, сколько им лет. Все они, понял Морген, были Вознесшимися смертными.

«А где же старые боги?» Он совершенно не чувствовал тех самых существ, чьи заблуждения, как считалось, создали эту нездоровую реальность и породили человечество. «Может, они бросили нас, потому что им от нас стало тошно?» Это казалось вполне возможным. Даже вероятным.