Бр-бр, бр-бр. Фью-фифуфу. Тынь-тынь. Фью-фифуфу. Утром Ольгу будили поздравительные сообщения. Студия походила на пляж из-за захватившего ее солнца, а еще из-за кровати – широкой, удобной, ласковой и зыбкой, как песок. В Москве Ольга снимала комнату в центре и спала на тоже очень удобной, но надувной и напольной кровати-матрасе. Она называла свои короткие и длинные поездки в города и страны, которые гораздо дешевле Москвы, “командировки в улучшение качества жизни”. Во время них можно было есть в дорогих ресторанах, лечить зубы в лучших клиниках, покупать дешево красивую и качественную одежду, а еще брать ипотеку под 2 %. Почему надо тогда жить в Москве, Ольга не знала, но всегда исправно возвращалась туда.
Она умылась, съела не осиленный вчера в ресторане пирог со шпинатом, разбавляя его растворенным три-в-одном кофе, и, дожевывая, подошла к окну. Поначалу город панорамился как и вчера: постройки разнообразных стилей и этажности, полоска реки наверху, по центру красная БИМ, тротуары и дороги, люди и машины. Но что-то было странное, неясное, плоское в этом пейзаже, словно не за что было ухватиться глазам, кроме мануфактуры на реке. Город не пульсировал более в некоторых своих точках, как делал это вчера. Ольга присмотрелась, заметила вокруг Дома-корабля и еще ближе, вокруг Дома-птицы, людские скопления, сходила за очками, вернулась, уткнулась в окно, пригляделась снова и бросилась одеваться.
Вся дорога к Дому-птице пролетела бегом за четыре минуты. Толпа, окружившая здание, состояла на восемьдесят процентов из подростков. Почти все они стояли на проспекте с одной или двумя поднятыми руками, молча и сосредоточенно снимали на телефоны, словно пытаясь этим ритуалом разогнать странность происходящего. Дом-птицу занимала гимназия общего типа, которая, как Ольга помнила, переехала сюда именно из барковского особняка, бывшей женской гимназии. Среди спокойных подростков попадались потерянные взрослые – учителя. У них в руках тоже часто были телефоны, только они не снимали, а звонили. Здание по всему периметру оцепили полицейские. Один из них устало-автоматически повторял в мегафон, чтобы гимназисты шли домой и не мешали проходу граждан. Подростки не двигались с места. Девушка с зелеными волосами спросила неясно кого, зачем так перестроили, когда и так было красиво. Некоторые прохожие останавливались, доставали телефоны и тоже принимались снимать или просто смотреть. Вместо Дома-птицы за решеткой-забором стояла П-образная блочная школа, очень новая, современная, гладкая, с огромными окнами в пол, из серых, почти серебристых плит, с цветными оранжевыми ромбами и плоской-плоской крышей. На ней не находилось деревянной башни-обсерватории с бортами-крыльями, знаменитой, выдаваемой интернетом на каждой фотографии при любом упоминании города. Закончилась сила мечты. Сила мечты истощилась.
Грустное, настойчивое причитание позвякивало в толпе. Ольга аккуратно стала протискиваться к нему сквозь разноцветные рюкзаки и сумки. Маленькая, тонкая женщина с мятым, впалым лицом и в кислотно-зеленой форме повторяла-повторяла, словно пела в большое красное полицейское лицо. Человек в другой форме молчал, он не мог уйти, так как составлял собой оцепление. Дворничиха все продолжала песню, разбавляя ее танцем – маханием рук вверх и вниз, вверх и вниз. Она все кружила-кружила, а потом улетела к реке – повторяла женщина и махала тощей морщинистой рукой в сторону БИМа.
Ломающийся мальчиковый голос объявил где-то совсем рядом, что его фотку репостнул только что такой-то блогер. Ольга постояла еще недолго на месте и ощутила в подростковой взвеси движение. Человек пять детей отделились от толпы и стремительно направились в сторону центра. Они перекидывались между собой словом “корабль”. Ольга двинулась вместе с ними. Прохожие на проспекте двигались просто и каждодневно, по своим делам. Подростки нарушали, сдвигали эту обычность. Не выпуская из рук телефонов, они разговорились, раскричались, развивая и развивая скорость, Ольга не поспевала за ними. Вдруг они резко остановились и собрались вокруг телефона зеленоволосой девушки, как вокруг источника тепла или света. Ольга обогнала их и с энергией, передавшейся от них, быстро добралась до сквера.
Оцепления здесь не было, полицейские отдельными экземплярами терялись среди людей, которых толпилось огромное количество, разных возрастов и внешнего вида, многие держали на руках и за руки детей. Некоторые были в куртках, наброшенных прямо на халаты и спортивные костюмы. Вместо темно-красного, обтекаемого по торцам Дома-корабля вдоль сквера растянулась остроуглая, блочная, панельная десятиэтажка. Закончилась сила мечты. Сила мечты истощилась.