И знаменитого, единственного в стране конструктивистского железнодорожного вокзала не оказалось видно на месте, потому что его спрятали в реконструкцию. На огромном баннере-занавесе были напечатаны фотографии местных церквей, а не самого вокзала. Ольге показалось это нелогичным, но она быстро решила, что памятников конструктивизма для ее глаза еще хватит. Что там Красный Манчестер, то еще полчуда. Город представлял из себя воплощенную пролетарскую утопию, сшитую из конструктивизма разной фантазийной силы. Почти каждое жилое/рабочее строение в центральных районах от трасформаторной будки до оперы – памятник авангарда, прочла Ольга в фейсбуке своего знакомого историка. Он писал, что город – просмотренная столица российского конструктивизма. Ольга, кроме архитектуры, нашла несколько для себя тем здешнего путешествия, но главным и самым громоздким делом ее тут было отмечание собственного 35-летия. Пропуск, игнорирование его социальности, личный праздник, праздник-студия, без сюрпризов, неожиданностей, семейных застолий с пожеланиями перестать быть одной, одинокой и какой-то там еще. Уже десять лет Ольга уезжала вот так куда-нибудь на свой день рождения, чтобы, с одной стороны, пропускать его, с другой, придавать ему особенное значение.
И Ольга несла свое тридцатипятилетнее почти тело вместе с рюкзаком через рынок. Сокращала путь до съемного жилья. Город утопал в мартовском грязном таянии и архипелагах-отходах. Старухи и старики-торговцы сидели на низких своих рыбацких стульчиках среди куч мусора и не замечали их. Асфальт был призрачный, то появляющийся, то исчезающий, выеденный до земляных или луженых брешей на тротуарах и дорогах. Матери- ловкачки тягали по ненадежной поверхности тяжелые коляски с новым населением города. Дети постарше наступали на реальность родного города в резиновых высоких сапогах. Ну и что, ну и да, думала Ольга, утопия, да, заканчивается апокалипсисом, который может быть не обрывистым и мгновенным, а занудным и медлительным, пытающимся разобраться в самом себе.
Ольга нашла дом, он возвышался над городом приукрашенной, современной, нездешней многоэтажкой, смотрел на конструктивистские кварталы и частный сектор. Коды от калитки во двор, от подъездной двери, от специального ящичка, прикрепленного к стене у квартиры, с ключом внутри, были высланы сообщением на ватсап заранее. В лифт к Ольге зашла женщина. Чтобы той хватило места, Ольга сняла рюкзак, прижала его на вытянутой руке к коленям и пододвинулась в стену. Ткнула в кнопку одиннадцать. Двери закрылись, и лифт поехал. Другая пассажирка не нажала никакой кнопки. Ольга не рассматривала людей в лифте, но тут пришлось, потому что женщина копала взглядом ее лицо и болезненно улыбалась. Одета она была непонятно, странно и не по погоде легко. В высокие сапоги, над голенищами которых округлялись бледные коленки, платье в цветной пестрый повторяющийся узор и белую косынку. Крупная, высокая, тяжелая, сильная, Ольгиного возраста или старше. С полузажившими, словно хроническими синяками на скуле, на шее и у правого глаза. От женщины пахло по́том. Поняв, что Ольга смотрит на нее, она прекратила улыбаться и серьезно сказала: “Закончилась сила мечты!” Лифт добрался. Ольга осторожно обогнула попутчицу и выгрузилась на одиннадцатый этаж. “Сила мечты истощилась!” – повторила она в спину Ольге. Та нашла необходимую дверь, вытащила ключ из подвешенного рядом ящичка и подумала, что женщине, вероятно, нужна помощь, что нельзя так поступать, что надо вернуться поговорить, поискать в интернете местные какие-нибудь кризисные центры, социальные службы, просто дать денег. Вернулась к лифту, здесь никого не было, наверное, женщина уехала вниз, Ольга вызвала лифт, но тот никуда не уезжал, поэтому сразу раскрыл двери и показал ей пустое металлическое нутро. Выше этажей не было. Значит, попутчица спустилась по лестнице. Ольга почувствовала ленивую равнодушную усталость и вернулась к квартире.
Ольга не знала, что встретившаяся ей женщина заговаривала сегодня со стариком-торговцем на рынке, наклонив к нему свое крупное, побитое лицо и наступая левым сапогом в мусорную кучу; с уткнувшейся в телефон девочкой-подростком, заглядывая в ее отключенное от реальности лицо; с жилистым водителем автобуса, задерживая пассажирскую очередь; с молодой матерью, выгуливающей ребенка на неразмороженной еще детской площадке у Дома-корабля; со старухой в пахнущем газом подъезде Дома-коллектива и еще с двумя десятками разныхразных городских людей, объявляя им всем, что истощилась сила мечты.