(без) Право на ошибку

Нет, я допускаю, что чувствует что-то вроде раскаяния. Но в традиции Веринского прислать какую-нибудь шестерку со словами извинения и чеком на несколько нулей. Уж никак не приезжать самому.

Надо что-то? Сведения?

Перебьется.

Мы оба молчали. Мне было не сложно. Я сейчас могла только молчать или визжать ультразвуком, настолько больно что-то царапало изнутри, но предпочитала молчать. Не дай Боже разбужу своей истерикой Раду.

Я продолжала месить влажную массу, перекатывая ее в руках, приподнимая время от времени и бросая в чашку.

Шлеп-шлеп.

— Настя…

Ждала ведь, но все равно вздрогнула.

Его голос был надтреснут. Не помню у него такого голоса — он или звенел, как сталь, или был глух и грозен, как обвал в горах.

И выглядел он блекло, насколько уж я успела рассмотреть. Я не видела его два месяца, с той ночи, и сразу обратила внимание, как осунулся, потек, будто и правда какие неприятности.

Это, почему-то, не обрадовало.

Я раньше часто представляла, что он узнает обо всем. И прибежит с извинениями, умоляя простить его. Представляла как заставляю ползти по дороге с острыми камнями, разрывая колени в хлам. Как бью его и не могу остановиться.

Разными предметами его била в своих мыслях.

А сейчас поняла — перегорело. Вот вообще не интересно.

Месть? Если он не полный выродок, каким порой кажется, достаточно будет того, что он узнал правду. То, что он будет лезть на стену всю оставшуюся жизнь — достаточная месть.

Остальное меня не интересует.

Я бы отомстила Горильскому. Просто потому, что не хотела бы оставлять рядом ублюдка, что может ударить исподтишка. Но мы в слишком разных весовых категориях.

И потом, приход Веринского вполне может означать, что Артем хоть как-то, но поплатится за свои действия. Нет, я не верила больше, что мой супермен полетит вершить возмездие — все что я думала про супермена оказалось одной большой ложью. Я лишь предполагала, что хозяин не простит, что кто-то посмел выкрасть немного золота из его сокровищницы.

— Настя… — снова повторил.

— Меня. Зовут. Анна.

Мне понравилось, как спокойно прозвучал мой голос. Мне не понравилось, что имя прозвучало так чужеродно — даже для меня. Оно было отличным прикрытием, но оно было лишь прикрытием.

Смогу ли я вернуться к тому имени, что звучало слишком больно? Которым меня называло слишком много людей, бивших наотмашь?

Я подумаю об этом позже.

— А-ня, — смиренно. Да ладно. Веринский и смирение?

Я обернулась.

Он стоял напротив.

Даже рядом. У меня была небольшая, обыкновенная кухня. На ней сложно было оказаться напротив.

Больные глаза и искривившийся будто в крике рот.

Я вдруг почувствовала неимоверную усталость.

Возникшая на горизонте буря утихла. А мне захотелось чтобы он ушел. Захотелось закрыть за ним дверь, сделать запланированные булочки, а когда Рада проснется, одеться потеплее и пойти гулять, хоть погода не располагала сегодня к прогулкам.

Ему не было места в нашей жизни.

Снова отвернулась к своей работе. Черт, да я даже забыла что дальше делать по рецепту!

Почему-то стало ужасно обидно. Вот прям обидно и все.

Я почувствовала его пальцы на своем плече и вцепилась в столешницу. Да так, будто хотела выдрать ее из стены.

— 3—зачем ты здес-сь? — получалось как у змеи. По-другому невозможно через стиснутые зубы, — Ты думаеш-шь хочу видеть? Хочу вспоминать? Ос-ставь меня в покое, дай хоть эту малос-сть…

— Только сказать.

— Так говори! Говори блядь и убирайся отсюда, прочь из этой квартиры, этого города, из моей жизни!

— Не могу-у, На-астя, не могу-у… — его начало трясти. Я чувствовала это по его руке, как клеймо впившейся в мою кожу, хотя пальцы касались невесомо, почти не касались, будто он боялся, что я лопну, как мыльный пузырь, если он нажмет — Не могу называть тебя чужим именем, не могу так просто уйти. Прости, я знаю все, я даже не могу передать, как ошибался. Не прогоняй меня, На-астя.

— А иначе что? — я резко развернулась и отпихнула его от себя. — Иначе заставишь? Будешь угрожать? Насильно снова влезешь мне под кожу? Чего тебе надо, а? Ну знаешь ты правду, молодец какой. И что? Это что-то меняет? Для меня ничего. Я давно живу своей жизнью, понятно? И в ней нет места ни тебе, ни твоему «прости», ни всему тому дерьму, в которое ты меня пытаешься снова погрузить. Уходи, а? Ты все понял, ты все знаешь, ты просишь прощения. А мне плевать, понимаешь? Я просто хочу жить дальше и делать вид, что тебя никогда не было в моей жизни.

— А я так не могу…Не могу жить без тебя.