(без) Право на ошибку

Понимал, чего она испугалась и почему поменяла имя. Что именно оставило ее бесплодной. И кто виноват во всем том, что свалилось на хрупкую молодую девочку, оказавшуюся тверже и крепче монолитной скалы.

Не Норильский, нет. Прежде всего, я сам.

Не поверил ей, оттолкнул, хотя это ведь я работал с ней, жил с ней фактически, спал, видел, насколько она честна, искренна, что не прилипает к ней вся эта грязь, что вокруг нас, несмотря на то, что происходило в ее в жизни.

Я собственными руками ударил ее в живот, в котором жил наш малыш или малышка. А потом еще и исполосовал ножом.

Я лично плюнул ей в лицо, когда она стояла на коленях, под улюлюканье толпы. А потом засунул в костер и молча смотрел, как она сгорает в муках.

И когда вдруг встретил невообразимо прекрасного феникса с лицом Насти, я лишь мерзким червяком сумел подползти к ее ногам и попытаться ужалить собственной отравой, не замечая ее сияния.

Я всегда думал, что я сильный. Но понял, что до отвращения слаб. Личинка, достойная только копаться в экскрементах.

Настоящая сила была в этих листах. Стояла за каждой осторожной строчкой, которую Константинович писал своим убористым почерком.

Сила, отчаянная храбрость и желание жить. Цветок, прорвавшийся сквозь трещину в асфальте, на который я наступил своим ботинком. А он взял и вырос в другом месте. Назло всей той мерзости, что текла у нас с Горильским вместо крови.

Я даже не сразу осознал, что за звон я слышу.

С удивлением посмотрел на свою руку, запустившую бутылку в стеклянную стенку, полную ненужных наград и статуэток.

Нет, это был не звук битого стекла.

Это только что рухнул мост, и я теперь лежал, вывернув наружу кости, на самом дне ущелья. Истекая кровью и надеясь, что она заполонит все высохшее русло и потопит всех тех, кто был причастен к этой истории.

Что ж, Веринский, ты можешь гордиться. Пополнил ряд уродов, с которыми Настя — назвать Аней я ее никак не мог — сталкивалась в своей жизни. Кто тянул к ней свои грязные лапы.

Вот только ты еще хуже. Они лишь пугали — а ты ее планомерно уничтожал.

Такой же, как твои родители. Как отец не видишь дальше своего носа. И как мать с легкостью убил единственного человека, который тебя искренне любил.

Не знаю, сколько я простоял, глядя на эту осыпавшуюся стенку. Уже стемнело, когда я, наконец, снова набрал СБ-шника.

Просто потому что в том мареве, что заполонило мой мозг, скользнула, наконец, хоть одна годная мысль.

Потому что я понял, что мне стоит сделать до того, как я прибью Горильского и сдохну сам.

— Егор Константинович… — обратился я к зашедшему мужчине, не глядя на того. Голос у меня был тих и корябал воздух, но я был уверен, что тот меня услышит — Нужно найти рычаги давления и поторопить этот их суд. Пусть Настя… Анна получит согласие как можно быстрее.

Мы часто западали на одних и тех же девок, одни и те же бабки, одни и те же колеса. Потом и это ушло — повзрослели. В отличие от меня Артем слишком боялся терять, чтобы действительно взлететь. Потому оставался при деле и при мне. Верным, как говорящая кукла. И когда я решил переносить бизнес в Москву и развиваться уже здесь, отправился вместе со мной в качестве заместителя.

Ему было вполне комфортно на вторых ролях.

Мне, во всяком случае, так казалось.

И только сейчас, слушая звон хрустального моста, я вдруг понял, что, скорее всего, ошибался.

Я балансировал на грани, но продолжал копаться в том дерьме, которое начало открываться всего с несколькими фразами, которые я услышал от Насти.

Приходилось быть осторожным. Я не хотел никого спугнуть. И мне нужны были железные доказательства. Прошло пять лет, и вот в чем я и был уверен, так это в том, что на протяжении этих пяти лет Горильский не высовывался.

А что было до того…

Сложно найти. Сложно доказать.

Но возможно.

Я снял помещение двумя этажами ниже своего офиса. Нашел высококлассных экспертов, которых не знал никто — и главное, они никого не знали в моей компании. Вместе с Егором Константиновичем они подняли все личные дела. Проверили всех, кто работал в компании параллельно с Настей. Я лично разговаривал с некоторыми. В том числе с теткой, что работала в договорном отделе. С девочками с административного этажа, которым всегда больше всех было надо, особенно если речь шла о слухах.

Оказалось, что у многих хорошая память. Особенно если подстегнуть ее.

Оказалось, что при желании можно разгадать даже самые шизанутые схемы. Даже на самые мелкие суммы — если знаешь, что искать.

Оказалось, что следы любого вмешательства можно найти. Особенно если озадачиться в свое время и купить архиватор или как там он назывался, который с трудом, но мог восстановить переиначенные и уничтоженные данные. Пусть это и заняло почти неделю круглосуточной работы.

Я сам не знал, зачем давно еще покупал эту огромную во всех смыслах хрень, раз в месяц делающую информационный слепок со всех основных компьютеров компании. И почему никому об этом не рассказывал.

Пригодилась.