Без Царя…

Так-то Пахом ни-ни… Он не какой-нибудь этот… он человек с пониманием! Но ежели, значица, поднесут… или повод-то какой, повод?! Ну грех же не выпить! А?!

— Поздравляем! — вылетела со двора стайка мелкой, золотушной пролетарской ребятни, разом загомонив благие пожелания и своим воробьиным чириканьем навеяв непрошенные ассоциации. Хмыкнув, щедро оделяю их горстью меди «на конфеты» и шествую к загодя вызванному извозчику, зевающему на облучке.

Это уже вне традиций, но я как представил, что какой-нибудь озлобленный тип в трамвае может изгадить мне мундир… А ведь могут, ещё как могут!

Отношение к студенчеству в народе неровные, сложные. Простонародье недоверчиво относится к студентам вообще, кидаясь из крайности в крайность с каждой газетной статьёй в жёлтой прессе, с каждой щепоткой слухов, высыпанной местными распространителями информации.

Малограмотные, легко поддающиеся влиянию, вчера ещё норовящие угостить «скубентов» выпивкой и приветливо улыбавшиеся, несколько дней спустя могли с остервенением охаживать дрекольем тех, кого недавно ещё угощали. Потому шта они, падлы такие, супротив народа и Государя! Так в газетах сказали, батюшка после службы самолично статейку зачитывал!

Черносотенцы не привечают жидов, инородцев и «голодранцев». А заодно и леваков, которых среди учащейся публики с избытком. Могут побить «на всякий случай», особенно если физиономия показалась недостаточно славянской. Ну или как вариант — подозрительной… уж не сицилист ли он?! Ишь, ходит… Бей, робята!

Леваки всех мастей враждебно настроены к «белоподкладочникам», то бишь мажорам. Могут прицепиться на ровном месте, и схватившись сзади за полы, порвать мундир надвое. К слову, эту «забаву» они подхватили у молодых офицеров, издавна балующихся так, и рвущих не только студенческие мундиры, но и скажем, чиновничьи. Из тех, что пониже чином и победнее, разумеется.

А народишко нынче нервный, заводится вполоборота! В общем…

— Трогай! — приказал я извозчику и бородатый «Ванька» «тронул» вожжами бодрую игреневую кобылку, потянувшую пролётку от дома.

— Кассо[30] умер, но дело его живёт, — промокая лоб посеревшим от пота платком, истерически рассмеялся узколицый сосед, стоящий в строю слева от меня. Его слова стали неким детонатором, и среди студентов-первокурсников, выстроенных на солнцепёке в ожидании ректора с деканами, начались разговоры, смешки… А кое-где ситуация стала опасно напоминать митинг!

Я хмыкаю, но отмалчиваюсь, хотя есть что сказать. Увы, но при моей специфической физиономии и совершенно невыразительной мимике, доверия у людей я не вызываю совершенно. Как бы это сказать…

… с одной стороны, видна «порода». Не знаю, какая уж там была селекция, да и была ли она вообще, если не считать таковой повышенную устойчивость к алкоголю, но что есть, того не отнять.

С другой стороны, порода эта, как бы помягче выразиться… В общем, на роль эсэсмана в фильм о Великой Отечественной меня взяли бы не глядя, без кинопроб. Чуть-чуть «возрастного» грима, и второстепенная роль начальника лагеря, жестокого полицейского дознавателя или фанатика-иезуита — моя!

В общем… не душа компании, далеко не! Внешне, по крайней мере. Ну… надеюсь, что только внешне!

Скорее всего, это возрастное, как это бывает у подростков, которые растут не равномерно, а как-то костляво и вразнобой, как щенки догов, которые в определённом возрасте напоминают этакие табуретки с хвостом. У меня это, в силу и без того хрящевато-угловатой физиономии, выражено несколько ярче, только и всего.

Люба лет в шестнадцать тоже была куда как нехороша… Собственно, она и сейчас не красавица, но — просто не слишком красивая молодая женщина.

Надеюсь, пройдёт… но пока так, и это несколько затрудняет знакомства, ибо первое впечатление, оно такое. Как же всё это не вовремя, чёрт подери…

Да ещё и резко как! Красотой и обаянием я в этой жизни никогда не блистал, да по-видимому, резкий рост совпал со стрессом от действий ныне покойного Льва Ильича, свадьбы сестры и папеньки с его поехавшей психикой. Результат — вот он… на лице. Упырь как есть, только что не мертвенно бледный, а сгоревший под крымским солнцем.

На меня косятся отчуждённо, не спеша вступать в разговоры. Да и я, собственно, не напрашиваюсь.

Во-первых, не с моей физиономией вот так вот с кондачка заводить беседы и пытаться подружиться, а во-вторых…

… я не уверен, что мне так уж это необходимо.

Студенчество сейчас политизировано донельзя, до какого-то запредельного абсурда! А я хотя и не скрываю своих социал-демократических взглядов, не отрицаю необходимость борьбы, прежде всего политической, но и не считаю нужным переть на пулемёты, вооружившись только солдатским наганом, набором соответствующих цитат и фанатичной надеждой на то, что героическая смерть каким-то образом приблизит конец Самодержавия.

Просвещение народа и последовательное, широкое сопротивление работает куда эффективней, но да… иногда надо и на пулемёты с наганом! Важно только понять этот момент, и если уж умереть, то не напрасно.

Студенчество же…