Без веры и закона

Дженни улеглась на кровать и свернулась как котенок. Каждое ее небрежное движение было таким точным, будто она заранее его продумала. Хотелось ее погладить, но я держался. Не миновать мне преисподней, если я дотронусь до шлюхи. Но главное, я просто помирал от смущения.

— Давно. И я забочусь о ее дочке.

— Перл?

— Да, о ее дочке. Это длинная история.

— Расскажешь?

— А что тебя интересует?

— Как давно вы знакомы?

Дженни уставилась в стену, улыбалась без всякой радости и размышляла. Наверное, моя уважительность так на нее действовала, что она не могла не ответить.

— Еще с поезда.

— Поезда?

— Да, поезда с ребятишками. С сиротами. Слышал о таком?

Я кивнул.

— Сюда много сирот привезли. Из Нью-Йорка. Хватали на улицах, собирали по приютам. Сотни.

— А зачем?

— Чтобы населить здешние места, раздать в семьи, работать. Бесплатные работники. Ну а для нас новый шанс, новая жизнь.

Я не почувствовал иронии в ее словах. Скорее грусть, сожаление. Я ждал продолжения. Хотел услышать всю историю.

— Эбигейл стала мне помогать. Когда она вошла в вагон, я решила, что это мальчишка. Острижена коротко, и одежда… В общем, такая же, как сейчас. То есть почти. Ее тогда привели двое полицейских и посадили на скамейку возле меня. Она плюнула им под ноги и сразу заслонила лицо рукой. Защищалась от оплеухи, но ей все равно досталось.

Дженни коротко рассмеялась, а я затаил дыхание.

— Эб была вся в царапинах и синяках. Маленький боевитый зверек, хоть сейчас в драку. Даже не кошка, скорее крыса. Я тогда ужас как тосковала. Нас с братом разлучили. Он старше меня, здоровый, крепкий. Его увезли на другом поезде, в Миннесоту, их там ждали лесорубы.

— Ты с ним потом увиделась?

— Нет. Иногда мы пишем друг другу.

Дженни замолчала. Мне очень нравилось, как шуршит ее шелковая юбка. Не терпелось узнать, что там дальше, но в дверь громко постучали. Мы оба вздрогнули. Дженни схватила меня за руку и очень крепко сжала.

— Кто это может быть?

— Открой, Дженни, это Эб. Я знаю, ты у себя.

Дженни упала на спину и раскинула руки, как будто враз изнемогла, девчонка и девчонка, что с нее взять. Я встал и пошел к двери, ну не сложился разговор, ничего не поделать.

Прислонившись к косяку, Эб смотрела так, будто не знала, кто я такой. Что-то пробормотала и оттолкнула меня, чтобы войти. Дыхание у нее было прямо огненное, только поднеси динамитную шашку — мигом рванет. Она встала у постели, на которой лежала Дженни.

— Почему ты не хочешь денег?

— А зачем они мне?

— Купишь ферму, скотину.

— И что мне делать на ферме со скотиной?!

Дженни привстала на кровати. Разъярилась так, что от нее чуть ли не искры летели.

— Я люблю фермы и скотину так же горячо, как и ты! Хватит того, что я вожусь с твоей дочкой!

— Сравнила, тоже мне. Ферму мы могли бы купить на двоих.

Голос у Эб был тихий, можно даже сказать, просительный.

— Да ты и дня не проживешь на этой ферме! Что я тебя, не знаю? И буду я сидеть с Перл одна в каком-то медвежьем углу! Ты этого для меня хочешь, Эб? Этого? Мне семнадцать, Эб, и у меня наконец-то появились друзья. Да, друзья и своя жизнь! А ты все никак не осядешь и не угомонишься. За этими деньгами наверняка кто-то приедет. За ними и за тобой. Мы сильно рискуем из-за твоего приезда. И я, и твоя дочь!

— Я это делала для нее.

— Нет, ты делала это для себя! Ты же на месте усидеть не можешь. Обязанности — ненавидишь. Мы уже пожили с тобой на ферме, хватит. Напомнить, что ты сделала с придурком Кроу, когда он не давал тебе увезти меня в город? Ты не забыла про этот день?

— Они плохо с тобой обращались.

— Ты выбила Дэниелу Кроу зуб. А глаз у него как закрылся, так больше и не открывался. Живет теперь кривым.

— Я чудовище, да? — разбитым голосом спросила Стенсон.

Никогда еще я не видел ее такой слабой. Она топталась на месте, ломала пальцы. Я онемел, даже представить себе не мог, что кто-то смеет так говорить с Эб Стенсон. Дженни вздохнула.

— Послушай, Эб, ты сорвешься с любого места, где тебе померещится забор. Это не чудовищно, но ты не можешь требовать, чтобы я неслась вместе с тобой.

— Я и не требую, я прошу тебя взять деньги, вот и всё.

— А я не хочу этих денег. Я на себя зарабатываю и живу здесь.

— Ты работаешь шлюхой и называешь это жизнью.

— Я не ты.

— Ты боишься?

— Да, боюсь. Это не твои деньги. Бог знает, что ты натворила, чтобы их заиметь.

— Я…

— Не знаю и знать не хочу, ни в коем случае. Но уверена, люди захотят вернуть себе свои деньги. А я, какой бы дуростью тебе это ни казалось, своей шкурой дорожу, хоть за нее и недорого дадут. Скажи мне правду: тебя ищут?

Стенсон не ответила.

— Ну ты и дрянь! Подвергать свою дочь опасности! Ты подставляешь нас обеих.

— Я хочу, чтобы Перл повезло больше, чем мне. Эти деньги для нее. И для тебя. Чтобы ты могла сделать с ними что захочешь и хорошенько о ней заботиться.

— А почему бы тебе самой не заботиться о ней, Эб? А? Скажи мне почему?

Лицо у Эб как-то съежилось, будто его кто-то скомкал изнутри. Она с силой затянулась сигаретой — наверное, все горло себе обожгла. Мне хотелось раствориться в воздухе. Похоже, я слишком много услышал.