— Пошли, она уже заканчивает, я тебя познакомлю.
Мы проехали немалую часть города, а потом остановили лошадей перед огромнейшим зданием, салуном во много этажей — гостиницей и одновременно борделем, судя по тому, что я увидел. Город кишел людьми, и салун тоже не пустовал. Никакого сравнения с обтерханным заведением Макферсона. Эб доверила лошадей парнишке не старше меня, а потом проторила себе путь к стойке через толпу ковбоев. Я шел за ней следом, стараясь пошире развернуть плечи. С кружками пива в руках мы протолкались к сцене и стали смотреть на танцующую девушку.
Она выгибалась, крутила бедрами, так и разжигала мужиков своим танцем — в этом и смысл. Но в этой танцовщице было гораздо больше, чем эти мужланы способны были понять. Она танцевала на слабо освещенной сцене с навощенным полом. Каждый в толпе пялился на нее без устали, они просто ели ее глазами. Но, пока она двигалась, все ее тело говорило совсем о другом, чем танец. Никого она не звала. Никому не подчинялась, несмотря на жадные взгляды зрителей. Никому не принадлежала, несмотря на свои движения. Кожа ее впитывала свет и золотилась, вихрь кружев вокруг бедер сводил с ума. И меня тоже.
Я стоял и не двигался. Я как будто впервые увидел женщину. Звучит странно, а может, и непонятно. Я же видел много женщин. Фермерш. И прихожанок. Часто они и были фермершами да прихожанками. И всегда ходили одетыми.
Когда пианист перестал играть, Дженни спустилась в зал, улыбающаяся, соблазняющая, с той улыбкой ни для кого, которая иногда появляется у женщин и которую так и тянет стереть у них с лица.
Дженни направилась к стойке, но Стенсон преградила ей путь и взяла ее за руку, запросто. Мне бы тоже так хотелось, очень. Дженни смотрела на Эб и улыбалась уголком губ. Было заметно, что она ей рада, но не очень-то хочет это показывать.
— Так ты вернулась? — сказала Дженни, не то спрашивая, не то утверждая.
— Проездом, — буркнула Эб.
Они стояли неподвижно и смотрели друг на друга. То ли поединок, то ли объятие без рук.
— Я с собой кое-что привезла. Теперь ты можешь бросить свое дерьмовое ремесло.
— Кто сказал, что я хочу его бросить?
— Дженни…
— Кто сказал, что мне нужна твоя помощь?
— Уж я-то такого точно не говорила.
— Пока не доказано обратное, помощь скорее нужна тебе.
Стенсон погладила ее по щеке.
— А ты не изменилась. Ласкова, как пума в горах. Или как дикобраз, я еще не решила.
— Я как пума.
— Нет, больше похожа на дикобраза.
— Поганка.
— Шлюха.
— Это моя работа, Эб, так что тебе меня не обидеть.
Обе тихонько рассмеялись — Дженни звонче, Стенсон глуше и сдержанней. Потом они все-таки обнялись, прижались друг к другу и все продолжали смеяться.
— Я тебе рада.
— И я тебе.
— Что это за паренек, с которым ты вернулась?
— Если кто спросит, скажешь, что понятия не имеешь.
С ослепительной улыбкой Дженни оторвалась от Эб и протянула мне руку.
— Дженни.
— Гарет, — поспешно назвался я.
Но у меня в голосе не появилось мужской весомости, хотя я надеялся. Зато руку я ей пожал крепко.
— Пошли отсюда, здесь слишком много народу.
Дженни снова направилась к сцене, и я последовал за ней следом. Эб погасила сигарету о каблук и пошла с нами. Сбоку от сцены за бархатной зеленой занавеской оказалась дверь в комнату, куда и привела нас Дженни. В комнате с десяток полуголых девиц красились перед зеркалами, болтали, курили, причесывались. Несколько мужчин сидели в креслах с вышитыми подлокотниками и выпивали, они тоже курили и перебрасывались шутками с девушками. Здесь тоже веселились, но не так шумно, как по ту сторону бархатной занавески. Когда мы вошли, одна из девушек сидела на коленях у мужчины в кресле и дергала его за усы, а он глуповато посмеивался и гладил ее по спине. Казалось, что я вступаю в запретный мир, в прихожую преисподней, куда меня немедленно отправят за то, что я смею смотреть на голые ноги, животы и плечи, гибкие и округлые. И еще мне показалось, что я как будто и не против попасть в ад.
Как только мы вошли, послышались удивленные и радостные восклицания, и полуголые девушки кинулись здороваться и обнимать Эб. В грязных джинсах и затертой клетчатой рубахе она выглядела среди них странно. Мужчины начали к ней приглядываться, но не как к добыче, а скорее как к сопернице. Мне стало за Эб неспокойно, а ей хоть бы что. Она здоровалась с девушками как с давними подружками и каждой говорила что-то приятное. Дженни подошла к Эб и утянула ее за рукав в дальний угол комнаты, положив конец общему оживлению.
— Она играет во дворе за кухней. Иди к ней, Эб. Она так тебе обрадуется.