Безбилетники

Монгол стал, держась одной рукой за решетку, а второй, согнутой в локте, прикрыл лицо. Они обменялись взглядами, и Монгол понял, что тот сходу в ближний бой не пойдет, а раздумывает, куда бы засадить ногой: по бедру, или сразу по ребрам. «Если успею, – поймаю за ногу, завалю, потом болевой на руку. Пока очухается, – свалю», – браво подумал он, скользнув взглядом по сопернику, и тут увидел на его плече татуировку: «A (II) Rh+».

Сам не ожидая от себя, засмеялся вдруг, и опустив руку, ткнул пальцем.

– Слышь, Муха! Мы с тобой – одной крови!

Муха замер. Постоял секунду-другую, переступая с ноги на ногу, а затем так же молча развернулся, и исчез в темноте пляжа.

Встреча

В синей бездонной чаше неба плавилось крымское лето. Легкий свежий ветер доносил с моря писк чаек, солоноватый воздух свободы и веселые беззаботные крики людей; вдали, в окрашенной легкими белесыми мазками синеве, натужно гудела стрекоза мотодельтаплана. Медленно наливался розовыми красками еще один день.

Монгол проснулся рано. Он лежал, не спеша открывать глаза и размышляя, где же угораздило его заснуть. Голова раскалывалась. Конечно, он мечтал проснуться где-нибудь в мягкой постели, в объятиях Вероники, но лежал явно на чем-то потверже кровати.

Увы, он обнаружил себя на Зеленке. Все еще спали. Лишь Глюк, по обыкновению встававший раньше всех, возился у костра.

– Автопилот сработал. – Монгол тяжело поднялся и побрел к морю. Казалось, что вместо головы у него вырос аквариум, стенки которого с трудом сдерживали выплескивающийся мозг. Он явно превратился в жижу, без-мысленный больной студень, плавящийся под лучами утреннего солнца.

– Седьмое небо! Никогда больше, никогда! – Монгол осторожно спускался по крутой тропе, будто нес свою голову отдельно от тела, как сосуд с драгоценной жидкостью, которая тяжело и болезненно ударялась в стенки черепной коробки. Наконец тропа кончилась, и он погрузился в холодное утреннее море. Через полчаса к нему присоединился Том.

– Ну, как вчера сходил?

Монгол вкратце пересказал ему свои приключения.

– Да, – помрачнел Том. – А мне казалось, что в таком месте гопов вообще быть не может. – Может, залетные какие?

– Плевать мне на гопов. У меня, может, опять рана в сердце. Я вчера пил, и, короче, снова понял, что от баб – только зло.

– Кстати, Аня не ночевала.

Монгол тяжело повернул голову, глянул на Тома.

– Пошли лучше поплаваем. Надоели они мне, бабы эти. Море – оно ж вроде и душу лечит, как тот моряк говорил.

Они заплыли подальше, и, поглядывая на холмистый береговой пейзаж, с удовольствием растянулись на воде.

– Ну что, помогает? – спросил Том.

– Вроде да. Но пока не очень. Это, наверное, потому, что малосольное.

Они снова помолчали.

– Сколько времени мы тут? – наконец спросил Монгол.

– Если с дорогой, то больше месяца.

– А кажется, что полгода… Домой не хочешь?

– Не знаю. И хочу, и не хочу, – признался Том.

– Позвонить бы.

– Откуда тут позвонишь?

– Может, в Феодосии, из почтамта?

– А сколько до нее?

– 20 километров вроде.

– Ты сегодня в Коктебель идешь?

– Не, я отдохну сегодня. – Монгол отвернулся.

– А я пойду. А то в Крыму бывал, а Планеров толком не видал.

– Веронику встретишь – привет передай. Ну и… Аккуратнее там, – участливо сказал Монгол.

К вечеру Том, Куба и Глюк собрались в Край Голубых Холмов.

– У меня тут немного денег осталось, с бутылок. – Монгол порылся в штанах.

– Мне не надо.

– Возьми. И смотри там. В раю дебилов хватает, – повторил он.

– Спасибо!

– Удачи там! – Монгол махнул ему рукой и скрылся за деревьями.

Том глазел по сторонам, восхищаясь каждым, кто появлялся ему на пути. Навстречу все чаще попадались компании из хайратых девчонок и пацанов, в феньках и с гитарами, с ирокезами и косичками. Вечерний Коктебель встретил их музыкой. Чем темнее становилось на улице, тем сильнее поблескивали глаза отдыхающих: начинался обычный легкий мандраж курортного вечера, всегда похожего на праздник.

Том с облегчением потерял Глюка с Кубой и долго слонялся в одиночестве по набережной. На Пятаке кто-то играл на гитаре, и он непроизвольно двинулся на звук. У парапета, в луже блевотины валялся длинноволосый парень в джинсовой куртке. У его ног стояла шляпа. Кто-то написал фломастером на картонке «подайте на опохмел олдовому пиплу» и вставил табличку в руки лежащему.

Рядом на гитаре играл музыкант, ему аккомпанировала девушка с флейтой.

– Рано начал! – хохотал кто-то рядом.

– Почему рано? Вчера вечером! – отвечал другой.

– Капитан, капитан, похмелитесь! Только водкой покоряются моря! – кричали ему.

Все смеялись. Кто-то сунул Тому в руку бутылку с портвейном. Он отхлебнул, отдал ее дальше по кругу.

– Эй, играть умеешь? – к Тому подошел музыкант. – Я отойду.

– А что играть? – спросил Том.

– Давай «Полет кондора». Там два аккорда, до-ля, на припеве фа-до. Остальное – флейта.

Том взял гитару, и парень исчез в толпе.

Они перемигнулись с флейтисткой, и начали заунывную мелодию, полную зноя американских прерий, высоких, как телеграфные столбы, кактусов и парящих над раскаленными безжизненными скалами хищных голодных птиц.