Читаем Безбилетники полностью

Они поднялись с пляжа на дорогу и медленно пошли вдоль моря. Набережная встретила их шумом, смехом, музыкой. Том вдруг понял, что это их последняя дорога, в один конец. Что, видимо, больше они никогда не увидятся. Он старался идти как можно медленнее, ненавидя время, чувствуя себя лишним, кровавым лоскутом, наскоро пришитым кем-то жестоким к чужой жизни, ненавидя свою беспомощность, и не в силах ничего изменить. Набережная истекала, как песок в часах, таяла как неверный снег, и, наконец, иссякла. Светка остановилась у ворот. Охранник в будке мирно посапывал.

– Ну, вот мы и пришли.

– Может, свой адрес чиркнешь? – спросил он.

– Зачем? Не усложняй все. Если не суждено – то не суждено. А если суждено, то и в третий раз свидимся. – Она улыбнулась, пошла к себе, как вдруг, неожиданно повернувшись, обняла его за шею, и крепко поцеловала…

Он как стоял навытяжку, так и остался стоять, и только потом поднял руки, обнял ее, закрыл глаза, прикоснулся к ее мокрым от слез щекам…

– Пока, – сказала она, и, не оглядываясь, поспешила по аллее к белому корпусу санатория.

– Я буду ждать тебя. Хоть два миллиона лет! – крикнул он вслед, прислушиваясь к своему натужно веселому голосу. Постоял, оглянулся вокруг, плохо понимая, где он, и куда ему идти в этом потускневшем мире. Брести ли назад, на Зеленку, чтобы забыться сном, или тянуть до утра этот странный вечер, вспоминая ее затихающий в прошлом голос, ее смех, ее запах. Или надраться в стельку, чтобы не оставаться один на один с самим собой, пустым и одиноким, как нежилой дом.

– То ли сон, то ли явь. Будто не со мной все было. – Он еще раз оглянулся и медленно пошел на звук гитары.

Неподалеку от санатория тесной кучкой сидела компания волосатых. Он стал рядом.

– Эй, братишка, это не ты сегодня на Пятаке играл? – спросил кто-то.

– Вот она, слава, – сказал Том и непроизвольно улыбнулся.

– Я Кот, из Донецка. Мы только что приехали, а где тут вписываться, – не в теме.

– На Зеленке все стоят. – Том безучастно махнул рукой на восток.

– А туда далеко?

– Пару батлов.

– Значит, недолго, – Кот засмеялся. – На, хлебни.

Он передал ему бутылку портвейна.

– Сыграешь?

Том взял гитару, и вдруг вспомнил свежую песню Дрима, которая вдруг оказалась так к месту.

Мне бы солнце в ладонь, а ветер в карман, —Был бы молод и счастлив, и горя не знал.Мне бы спутницу в дорогу и знаний мешок, —Был бы мудрым и беспечным, и с песнями шел.ПрипевОторви листок календаря,Если этот день прожит тобою не зря.Если ты день проспал, то не трогай листок.Оторвешь его позже, ведь тебе все равно.
Я бы в свой чемодан положил немного звезд,Положил пыль дорог и чуть-чуть облаков.И удача бы мне улыбалась в пути,Я бы слушал пенье птиц и нюхал цветы.Бодрым шагом вперед за своею судьбойЯ пойду на край земли, и тебя возьму с собой.Чтоб ты мне плела венки, и любила в ответ.Только жаль, что пока такой спутницы нет.

Он сыграл еще пару песен, а затем сам стал в кругу среди слушателей, по инерции посматривая туда, где тусклый фонарь освещал вход в ворота санатория. Там было пусто. Кто-то, забив, пустил по кругу косяк. Атмосфера налилась, стала гуще, осязаемее. Он словно сидел в небольшой комнате, стенами которой были все эти люди, такие добрые, открытые, такие милые, словно цветы, выдернутые из асфальтового мира. Счастливые, честные, исполненные смысла. Они стали камнями очага любви. Они стали сильнее гор и поднялись выше деревьев. Светлые боги, пришедшие изменить мир. Время уносило их голоса в море, мир забывал их, стирал из реальности, но они жили вопреки всему, они победителями уходили в прошлое, впечатывались в нем, как в янтарь, навеки… Только в душе его по-прежнему завывал холодный ветер.

– Слышь! Тебя там кто-то зовет, – Кот кивнул ему в сторону набережной. Там, в тени у санаторного забора виднелся чей-то невысокий силуэт.

– Светка! – прошептал Том, и поспешил к фигуре. Но под забором стояла не Светка, а совершенно незнакомый пацан.

– Пошли, – радушно улыбаясь, кивнул тот, почесав короткий ежик волос.

– Куда? – недоуменно спросил Том.

– Да не боись, – проговорил незнакомец, подмигнув как старому другу, и легонько хлопнул его по плечу.

– Ты от Светы?

– Ага! – сказал тот, и они пошли в сторону ворот.

У ворот никого не было, лишь охранник по-прежнему спал, свесившись со стула.

– Где она? – спросил Том.

Пацан приложил палец к губам и заговорщицки кивнул Тому.

Перейти на страницу:

Все книги серии Extra-текст

Влюбленный пленник
Влюбленный пленник

Жан Жене с детства понял, что значит быть изгоем: брошенный матерью в семь месяцев, он вырос в государственных учреждениях для сирот, был осужден за воровство и сутенерство. Уже в тюрьме, получив пожизненное заключение, он начал писать. Порнография и открытое прославление преступности в его работах сочетались с высоким, почти барочным литературным стилем, благодаря чему талант Жана Жене получил признание Жана-Поля Сартра, Жана Кокто и Симоны де Бовуар.Начиная с 1970 года он провел два года в Иордании, в лагерях палестинских беженцев. Его тянуло к этим неприкаянным людям, и это влечение оказалось для него столь же сложным, сколь и долговечным. «Влюбленный пленник», написанный десятью годами позже, когда многие из людей, которых знал Жене, были убиты, а сам он умирал, представляет собой яркое и сильное описание того исторического периода и людей.Самая откровенно политическая книга Жене стала и его самой личной – это последний шаг его нераскаянного кощунственного паломничества, полного прозрений, обмана и противоречий, его бесконечного поиска ответов на извечные вопросы о роли власти и о полном соблазнов и ошибок пути к самому себе. Последний шедевр Жене – это лирическое и философское путешествие по залитым кровью переулкам современного мира, где царят угнетение, террор и похоть.

Жан Жене

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Ригодон
Ригодон

Луи-Фердинанд Селин (1894–1961) – классик литературы XX века, писатель с трагической судьбой, имеющий репутацию человеконенавистника, анархиста, циника и крайнего индивидуалиста. Автор скандально знаменитых романов «Путешествие на край ночи» (1932), «Смерть в кредит» (1936) и других, а также не менее скандальных расистских и антисемитских памфлетов. Обвиненный в сотрудничестве с немецкими оккупационными властями в годы Второй Мировой войны, Селин вынужден был бежать в Германию, а потом – в Данию, где проводит несколько послевоенных лет: сначала в тюрьме, а потом в ссылке…«Ригодон» (1969) – последняя часть послевоенной трилогии («Из замка в замок» (1957), «Север» (1969)) и одновременно последний роман писателя, увидевший свет только после его смерти. В этом романе в экспрессивной форме, в соответствии с названием, в ритме бурлескного народного танца ригодон, Селин описывает свои скитания по разрушенной объятой пламенем Германии накануне крушения Третьего Рейха. От Ростока до Ульма и Гамбурга, и дальше в Данию, в поездах, забитых солдатами, пленными и беженцами… «Ригодон» – одна из самых трагических книг мировой литературы, ставшая своеобразным духовным завещанием Селина.

Луи Фердинанд Селин

Проза
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе

«Казино "Вэйпорс": страх и ненависть в Хот-Спрингс» – история первой американской столицы порока, вплетенная в судьбы главных героев, оказавшихся в эпицентре событий золотых десятилетий, с 1930-х по 1960-е годы.Хот-Спрингс, с одной стороны, был краем целебных вод, архитектуры в стиле ар-деко и первого национального парка Америки, с другой же – местом скачек и почти дюжины нелегальных казино и борделей. Гангстеры, игроки и мошенники: они стекались сюда, чтобы нажить себе состояние и спрятаться от суровой руки закона.Дэвид Хилл раскрывает все карты города – от темного прошлого расовой сегрегации до организованной преступности; от головокружительного подъема воротил игорного бизнеса до их контроля над вбросом бюллетеней на выборах. Романная проза, наполненная звуками и образами американских развлечений – джазовыми оркестрами и игровыми автоматами, умелыми аукционистами и наряженными комиками – это захватывающий взгляд на ушедшую эпоху американского порока.

Дэвид Хилл

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза