Читаем Безбилетники полностью

«Она меня ждет там!» – Том кивнул и быстро прошмыгнул мимо охранника. Пацан последовал за ним.

Они быстро прошли по дорожке у здания санатория, свернули налево. За высоким железным забором виднелась боковая аллея поселка, ведущая от пляжа. Она была хорошо освещена, по ней еще прогуливались поздние парочки. Еще раз свернув налево, они оказались на небольшом пятачке газона, окруженного забором высокого стриженого кустарника. Том не успел моргнуть, как из кустов показались несколько человек.

Пятеро стали в ряд, за спиной, отрезав выход. Еще трое окружили его с трех сторон.

«Похоже, влип», – подумал Том, все еще надеясь на то, что это какое-то недоразумение, чья-то нелепая шутка. «Вот я дебил. Да какая там Светка?!» – запоздало мелькнуло в голове.

– Ложись на землю, – сказал кто-то.

– Не-а. – Том, нелепо улыбаясь, смотрел по сторонам. «Забор, двухметровый, с пиками. Перемахнуть не успею, – стащат. За кустами – глухой угол из того же забора. Не вырваться. Одно радует, что ценят: пять человек на выходе».

Том затравленно посмотрел сквозь забор: там, за решеткой, метрах в семи от него текла неспешная курортная жизнь. Неподалеку снова заиграла гитара. Совсем рядом, держа друг друга под руку, прошли парень с девушкой. Глянули в их сторону, на парней, встретились с ним взглядом, спешно отвели глаза.

Том оглядел троих. Это были спортивные, крепкие ребята. На гопников они походили мало. В них не было присущей им развязной уголовной наглости. Это были какие-то спортсмены.

– Ложись на землю! – нетерпеливо повторили ему.

– Зачем? – чтобы выиграть время, Том включил дурака. – А что случилось?

Он мучительно искал выход. Он совсем расслабился в этом заповедном краю, забыл о том, что накануне случилось с Монголом. И его так красиво развели на ровном месте. Эх, будь Монгол рядом, – он бы обязательно что-нибудь придумал.

– Ложись на землю! – уже совсем другим тоном прорычали ему. – Или помочь?

– Да не, пацаны, не лягу, – вдруг сказал Том, глупо улыбаясь и беспомощно разводя руками.

Сильный удар ногой в живот согнул его пополам. Удар был неожиданным, сбоку, от третьего, которого Том на миг потерял из виду. Другой удар, скорее, тычок пришелся в спину, и Том плюхнулся лицом в густую газонную траву. «Надо же, мягкая какая. Никто по ней не ходит, поливают, видимо», – не к месту пришла идиотская мысль.

Кто-то сзади сел ему на ноги, второй устроился на плечах, а третий зашел с головы.

«Что же им, гадам, надо? Извращенцы? Вряд ли. Пытать будут? Задушат?»

– Отпустите, уроды! – Том отчаянно задергался, как выброшенная на берег рыба. Смерть несколько раз подходила к нему не вовремя, но сегодня был тот редкий день, когда где-то в глубине души он был согласен умереть. В конце концов, героическая смерть украшает любого человека.

Его вдавили лицом в траву, схватили за волосы.

– Как же вы достали, уроды волосатые, – беззлобно и по-хозяйски деловито проговорил кто-то сверху. Том повернул голову, и увидел краем глаза, как падают в траву прядь за прядью его длинные космы.

«Они постричь меня решили! – вдруг осознал он. – Эти идиоты решили меня подстричь?!»

Это открытие почему-то не произвело никакого впечатления, скорее – наоборот, на него вновь накатило уже знакомое ему чувство отчуждения.

Разве это может иметь какое-то значение после всего, что произошло с ним? Раза три он чуть не погиб в горах, а вчера его укусила какая-то дрянь, и он снова остался жив. Спасаясь от расправы, он проехал тысячу километров, чтобы здесь, в этом небольшом поселке случайно встретить свою единственную, свою любовь, свое счастье, которое вновь ускользнуло от него! Сегодня он навсегда расстался с девушкой, в которую был влюблен без памяти, и которую случайно, будто на прощание, встретил, и – потерял! Это было всерьез, глубоко, и по-настоящему. Это имело смысл на любых весах его короткой и такой пестрой жизни. Но в чем смысл того, что происходило с ним сейчас, в этих кустах? Восемь здоровых дебилов ненавидят непохожих на них, и поэтому стригут его волосы. Или они – всего лишь слуги, посланники далеких смыслов, они приносят странную жертву его прошлому. Где-то рядом, может быть, за ближайшей белой стеной, укрывшись одеялом, уже спит Светка. А в черном-пречерном небе, навсегда попрощавшись с этой безумной планетой, уходит в бездонную вечность спутник «Пионер»!

– А, стрижка? – он вдруг затрясся от хохота. – Стригите меня, пацаны! Покороче стригите! У меня на парикмахера денег нет, я давно вас искал!

От смеха у него свело живот, по лицу потекли слезы, но каким-то десятым чувством Том уловил, что попал в точку. Пацаны враз замолчали, и лишь тот, что стриг, с упорством и сопением продолжал свое дело. Но Том уже обломал им кайф победы, ускользая из роли жертвы в роль клиента цирюльни. Он сам не знал, как это получилось. Его свалявшиеся от соли густые волосы поддавались плохо; ножницы то и дело пережимали их, не срезая, но Тому на миг показалось, что стригущий теперь старался не поранить его, и уж точно не давил с такой силой на шею.

Перейти на страницу:

Все книги серии Extra-текст

Влюбленный пленник
Влюбленный пленник

Жан Жене с детства понял, что значит быть изгоем: брошенный матерью в семь месяцев, он вырос в государственных учреждениях для сирот, был осужден за воровство и сутенерство. Уже в тюрьме, получив пожизненное заключение, он начал писать. Порнография и открытое прославление преступности в его работах сочетались с высоким, почти барочным литературным стилем, благодаря чему талант Жана Жене получил признание Жана-Поля Сартра, Жана Кокто и Симоны де Бовуар.Начиная с 1970 года он провел два года в Иордании, в лагерях палестинских беженцев. Его тянуло к этим неприкаянным людям, и это влечение оказалось для него столь же сложным, сколь и долговечным. «Влюбленный пленник», написанный десятью годами позже, когда многие из людей, которых знал Жене, были убиты, а сам он умирал, представляет собой яркое и сильное описание того исторического периода и людей.Самая откровенно политическая книга Жене стала и его самой личной – это последний шаг его нераскаянного кощунственного паломничества, полного прозрений, обмана и противоречий, его бесконечного поиска ответов на извечные вопросы о роли власти и о полном соблазнов и ошибок пути к самому себе. Последний шедевр Жене – это лирическое и философское путешествие по залитым кровью переулкам современного мира, где царят угнетение, террор и похоть.

Жан Жене

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Ригодон
Ригодон

Луи-Фердинанд Селин (1894–1961) – классик литературы XX века, писатель с трагической судьбой, имеющий репутацию человеконенавистника, анархиста, циника и крайнего индивидуалиста. Автор скандально знаменитых романов «Путешествие на край ночи» (1932), «Смерть в кредит» (1936) и других, а также не менее скандальных расистских и антисемитских памфлетов. Обвиненный в сотрудничестве с немецкими оккупационными властями в годы Второй Мировой войны, Селин вынужден был бежать в Германию, а потом – в Данию, где проводит несколько послевоенных лет: сначала в тюрьме, а потом в ссылке…«Ригодон» (1969) – последняя часть послевоенной трилогии («Из замка в замок» (1957), «Север» (1969)) и одновременно последний роман писателя, увидевший свет только после его смерти. В этом романе в экспрессивной форме, в соответствии с названием, в ритме бурлескного народного танца ригодон, Селин описывает свои скитания по разрушенной объятой пламенем Германии накануне крушения Третьего Рейха. От Ростока до Ульма и Гамбурга, и дальше в Данию, в поездах, забитых солдатами, пленными и беженцами… «Ригодон» – одна из самых трагических книг мировой литературы, ставшая своеобразным духовным завещанием Селина.

Луи Фердинанд Селин

Проза
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе
Казино «Вэйпорс». Страх и ненависть в Хот-Спрингсе

«Казино "Вэйпорс": страх и ненависть в Хот-Спрингс» – история первой американской столицы порока, вплетенная в судьбы главных героев, оказавшихся в эпицентре событий золотых десятилетий, с 1930-х по 1960-е годы.Хот-Спрингс, с одной стороны, был краем целебных вод, архитектуры в стиле ар-деко и первого национального парка Америки, с другой же – местом скачек и почти дюжины нелегальных казино и борделей. Гангстеры, игроки и мошенники: они стекались сюда, чтобы нажить себе состояние и спрятаться от суровой руки закона.Дэвид Хилл раскрывает все карты города – от темного прошлого расовой сегрегации до организованной преступности; от головокружительного подъема воротил игорного бизнеса до их контроля над вбросом бюллетеней на выборах. Романная проза, наполненная звуками и образами американских развлечений – джазовыми оркестрами и игровыми автоматами, умелыми аукционистами и наряженными комиками – это захватывающий взгляд на ушедшую эпоху американского порока.

Дэвид Хилл

Современная русская и зарубежная проза

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза