На счастье, было раннее утро, и у двери отделения никого не было.
Они влезли на платформу, как ни в чем не бывало прошли мимо дверей последнего вагона. Заспанная проводница их не узнала.
– Мерси большое. У вас отличные буфера! – Монгол поднял кверху большой палец.
Женщина открыла рот, и забыла его закрыть. Наконец, опомнившись, крикнула вслед:
– А я знала! Я знала!
– Ну что, пока? – спросил Монгол. Это будничное прощание прозвучало так непривычно.
– Ты куда? Мы вроде у меня на даче жить собирались, – удивился Том.
– Я тут подумал… Я домой поеду. Не сидят же они у меня дома, в засаде. А я устал, спать хочу. Хочу поесть, помыться. Горячую ванну с пеной хочу. Ведро борща. Таз холодца. Всего хочу.
– Ладно. А я сразу на дачу потопаю. Если будут проблемы, – заходи.
– Ну, давай. – Монгол замялся, поправил ремень сумки. – А нормально съездили, да?
– Ага. Цыплята осенью вернулись: самое время считать.
Они обнялись, от души похлопав друг друга по плечам и спине, и, наконец, разошлись по железнодорожным путям в разные стороны.
Том шел, прислушиваясь к себе, но не чувствовал ничего, кроме усталости и рези в глазах. Навстречу спешили на работу первые прохожие. Они были удивительны в своей обычности. Он смотрел на них, как чужестранец смотрит на загадочных, экзотичных аборигенов. Все они жили все время здесь, ходили на работу, пока он был где-то там, далеко. Уставал и жаждал, смеялся, страдал. Любил. Обрел веру. Он прожил там целую жизнь, а тут не прошло и двух месяцев.
Кончились, наконец, покосившиеся привокзальные сарайчики неведомых контор, дорога превратилась в тропинку. Вдоль рельсов рядом с тропой потянулась глубокая крутая балка. В ней шла старая ветка железной дороги, ведущая к дореволюционному, теперь уже заброшенному заводу. Здесь никогда никого не было. В детстве он бывал здесь с отцом, прыгая по старым деревянным шпалам, сквозь которые росла трава и ромашки, или просто сиживая на склоне и жуя бутерброды. Узкая балка, как и всегда, была залита лучами солнца, как всегда, весело поблескивал подбитым стеклом его старый друг – красный семафор, а ржавые рельсы по-прежнему манили куда-то вдаль, плавно скрываясь в зеленом тоннеле листвы, за поворотом.
Он присел на корточки напротив семафора. Достал заныченную на такой случай сигарету, закурил, – через силу, по привычке. Здесь всегда стоял запах полыни и ржавых рельсов, – запах застывшего времени. Может быть, поэтому его всегда тянуло к железным дорогам, к потерявшим форму деревянным шпалам, к особенной, пугливой тишине старых, забытых рельсов.
Сигарета оказалась горькой. Что-то неуловимо изменилось в нем, что-то кануло в Лету. Где-то рядом, в густой кленовой листве каркнула ворона.
– Каркай. Уже почти осень, – тепло, как старому другу, сказал он. Встал, выкинул сигарету и пошел дальше по шпалам…
…На даче было холодно. Матери не было. В тазу на столе лежали собранные ею помидоры, и от их вида становилось еще холоднее.
Напилив целую груду вишневых веток, он свалил их у печи. Открыл заслонку, стал разводить огонь. Свежая, еще не отсыревшая газета легко вспыхнула, но печь задымила. Тяга была слабая, и дрова никак не хотели загораться.
– Как всегда не вовремя. – Он вытащил дрова, вычистил старую золу, и засунул было в печь еще одну газету, как вдруг бросилось в глаза фото…
Статья
Сонечко тихо посапывал, когда в железную дверь его небольшого домишки громко постучались.
На пороге стоял Том, он был явно взволнован, сжимая в черных от сажи руках обрывок обгоревшей газеты.
– Дядь Сережа, доброе утро. Дайте трубочку.
– А шо ты знов полохлывый такой? Шось трапылось? Пожар? Потоп?
– Та не, все в порядке, – Том улыбнулся. – Просто по друзьям соскучился.
– Ну держи. Только ключ и трубку сразу назад. Пойняв?
– Понял. Сейчас принесу. Спасибо!
– А шо это у тебя за газета? Приспичило? – весело крикнул он вслед, но Том уже бежал к железнодорожному переезду.
…Трубку никто не брал. «Может, дойти не успел? У друзей завис? Вряд ли. Может, спит?» – Потоптавшись у столба, Том снова позвонил: гудок, пауза, гудок.
Наконец, трубку сняли.
– Прачечная! – раздался тревожный Монголов голос.
– Саня, привет. Это Егор.
– А, это ты… – Монгол облегченно вздохнул. – А я уже спать собрался.
– Как дела?
– У меня все тихо.
– Сань, ты только ничего не говори, – срывающимся от волнения голосом говорил Том. – И со стула не падай. Я просто тебе одну заметку прочитаю, и все. Хорошо?
– Я слушаю.
– Значит так. Газета «Слобожанская правда», за прошлую неделю. Раздел «Криминальная хроника». Заметка называется «Те же на манеже».