Но главнейшая причина возвышенного учения о роли человечества в космосе содержится в том месте Книги Бытия, где сказано, что человеческие существа были созданы по образу и подобию Божию
(Быт 1:26). Учение о человеке как носителе Божиего образа не слишком часто встречается в Ветхом Завете; вне Книги Бытия мы встречаем лишь его случайные отголоски, не более (см., например, Пс 8:6 и Прем 2:23). Не очень заметно оно и в Новом Завете. Но для отцов Церкви это учение было центральным. Как заметил однажды о. Камло, «Тема образа [Божия] в богословии отцов, прежде всего греческих, является центральной: в этой доктрине одновременно сходятся их христология и богословие Троицы, их антропология и психология, их богословие творения и богословие благодати, проблема природы и сверхприродного, тайна обо́жения, богословие духовной жизни и законов её развития и протекания» [96].Можно было бы утверждать, что учение об образе Божием потому является у отцов Церкви центральным, что оно позволяет толковать учение, обнаруженное ими в Библии, в тех категориях мысли, которые они, будучи греками, усвоили по большей части благодаря своему образованию, основанному на античной философии, в особенности философии Платона. Это можно проиллюстрировать двумя способами. Во–первых, если существовать «по образу» означает то же, что и быть человеком, то можно предположить, что существовать по образу означает быть разумным (греч. logikos
). Бог творил с помощью Своего Слова (Он сказал, и стало так), то есть с помощью Своего Логоса — Слова, Которое, как говорит Иоанн Богослов, было в начале, было с Богом и было Бог (Ин 1:1). Это предполагает более глубокий смысл разумного существования, logikos: быть logikos означает участвовать в Логосе, то есть участвовать в Том, Кто воплотился как Христос (ср. Ин 1:14). Язык Книги Бытия 1:26 [97] этому хорошо соответствует, поскольку в ней говорится, что человек был сотворен в соответствии с образом Божиим, kat’ eikona tou theou. Другими словами, существует образ Бога, в соответствии с которым устроен человек, и этот образ есть Логос [98]. И в этот образ мы трансформируемся, или преображаемся, отвечая на благодать Божию [99].Итак, понятие об устроении человека по образу Божию углубляет представление о том, что значит быть человеком. Оно представляет разумность как участие в творческом Логосе Божием и соединяет первоначальное состояние бытия человека по образу Божию с нашим окончательным состоянием, преображенным славой Бога в образ Его Сына. Бытие по образу, kat' eikona
(что позднее в христианской Греции стало устойчивым выражением to kat’ eikona, «состояние бытия по образу»), в этом случае является фундаментальным для понимания того, что значит быть человеком и что значит быть восстановленным в общении с Богом.Это динамичное ощущение движения, в котором обнаруживается фундаментальная тварная потенция человеческого существа, большинство греческих отцов соединяют с другим словом, употребленным в Бытии 1:26, где сказано, что люди были созданы по образу и подобию Бога, kat’ eikon kai homoiosin.
Греческое слово homoiosis предполагает скорее процесс, нежели состояние (состояние подобия было бы выражено словом homoioma или homoiotes). Это слово Платон использовал, чтобы указать на «уподобление Богу» или «ассимиляцию с Богом» (homoiosis theo), что для него было целью философии, как он сам заметил в наиболее часто цитируемой отцами Церкви фразе [100]. Люди созданы по образу Божию, и после финального преображения славой Божией они явят в себе и Божие подобие.Весь процесс молитвенного ответа на благодать Божию и трудная жизнь в любви приводит к соединению с Богом, в котором человеческие существа обретают свое тварное свершение. Это соединение с Богом получило также название theosis,
обо́жение. Но это обо́жение возможно только во Христе и через Христа — воплощенное Слово, ибо человеческие существа обладают лишь потенцией обо́жения, в силу того что они созданы соответствующими Христу, Который есть образ Бога.Даже эти краткие замечания показывают, что понятие образа Божиего является архитектоническим термином в богословии отцов Церкви, в котором сходятся все измерения их богословия. Вероятно, это понимание нигде не находит такого ясного выражения, как у Иоанна Дамаскина (†750), палестинского монаха, противостоявшего иконоборчеству византийского императора Льва Исавра в начале VIII века. Свою защиту икон [101]
он начинает с доказательства того, почему понятие образа является центральным аналогическим термином в христианском богословии и вследствие чего неуважение, которое проявлял император–иконоборец к художественному образу, грозило разорвать всю ткань православного богословия [102].