Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

В отличие от Ребекки Вальтера Скотта, Даниэль Деронда явно не дотягивает до героического персонажа. Это ходульный персонаж, слишком благородный и добрый для повседневной жизни. Читателей Джордж Элиот много больше интересовали матримониальные приключения роскошной Гвендолин, которую Деронда в конечном итоге отверг ради Святой земли. В целом книга не произвела большого впечатление на критиков. Сэр Лесли Стивен, например, считал цель Деронды по возвращению национальности своему народу «химерической», а выбор темы показался ему свидетельством «ущербного чувства юмора» автора¹². Пусть роман и не относится к вершинам мировой литературы, он, несомненно, оказал огромное влияние на еврейское национальное движение. Люсьен Вольф, вероятно, переоценивает его воздействие, когда говорит, что роман придал движению «сильнейший стимул, какой он только испытывал со времен появления Саббатей Цеви»

[80]. Тем не менее американская поэтесса Эмма Лазарус, когда начала выступать за дело еврейского национализма в 1883 г., называла его «идеей, сформулированной Джордж Элиот», точно она изначально ей принадлежала.

Хотя Деронда и чахоточный Мордехай остаются фигурами скорее пародийными, Джордж Элиот писала совершенно серьезно. Она развивала идеи, которые сыграют свою роль в умонастроениях Бальфура[81]

, заронят в нем мысль о необходимости отплатить моральный долг перед евреями. В письме Харриет Бичер-Стоу Элиот писала, что на каждом шагу сталкивается с образованными людьми, которые «даже не знают, что Иисус был евреем» или которые считают, что он говорил по-гречески¹³. «Любой целый христианин на три четверти еврей», — говорит она в своем романе. С ее слов выходит, что средний англичанин не признает за собой долга перед иудаизмом, который считается «своего рода чудаковатой окаменелостью… чего-то (неважно чего), что должно было бы быть совершенно иным». Она намеренно выбрала тему «Даниэля Деронды», чтобы попытаться поднять евреев над англичанами, и в более поздней статье «Хеп! Хеп» нашего времени» указывает на тот существенный факт, что только национальное самосознание способно решить проблему разобщенности. «Миру нужен новый Ездра, новые Маккавеи, которые будут знать, как с пользой употребить все благоприятные условия, как взять верх над безразличием своих собратьев и презрением своих врагов, и решительно возьмутся вновь сделать свой народ равным среди прочих наций».

Глава XIII

Все спешат в Святую землю

В 1862 г. принц Уэльский, будущий король Эдуард VII, посетил Святую землю, это был первый наследник английского престола, ступивший на землю Палестины со времен крестового похода Эдуарда I в 1270 г.¹. Он приехал в тот самый год, когда Мозес Гесс объявил, что «пробил час» для возрождения еврейской нации. Разумеется, два эти события никак не связаны между собой, но они свидетельствуют о тенденции к сближению изгнанников и державы-посредницы. Визит Эдуарда, который включал также посещение мечети в Хевроне, где мусульмане присвоили себе могилы патриархов как собственную святыню, сломал барьер, воспрещавший христианам вступать в местные святилища, и, «можно сказать, открыл всю Сирию для христианской науки». Это слова из проспекта, изданного Фондом исследования Палестины, основанным через три года после визита принца, который открыл Святую землю как для современной археологии, так и для современных картографии и топографии.

Нет ничего более типично английского, чем дуализм работы Фонда исследования Палестины: съемки местности и археологические раскопки велись в рамках библейских исследований, но проводили их армейские офицеры, назначенные военным министерством. Поговаривали, что полковник Кондер, самый выдающийся из этих «полевых агентов» Фонда, внес вклад в свод знаний о Библии больший, чем кто-либо с тех пор, как Тиндейл перевел ее на английский язык². А тем временем его карты публиковало Военное картографическое управление, — этими картами потом пользовался генерал Алленби, победитель при Иерусалиме в 1918 г. Здесь Библия и меч неустанно трудились рука об руку. И действительно, полковник Кондер может служить своего рода олицетворением британца в Палестине, неоднозначной фигуры, в которой ностальгия по всему библейскому уживалась с имперской напористостью. На ум приходит дважды проявленный негатив: можно различить, но не разделить два контура.