Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

Неизбежно, что за годы поисков и раскопок сотрудники Фонда, открывая постепенно истинный облик высокой цивилизации в прошлом Палестины, сами оказались захвачены перспективами будущего страны. Кондер справедливо заключил, что лишь незначительных усилий по возрождению Палестины можно ожидать от местных евреев, которые «все еще закованы в железные цепи талмудического закона, народ… чье почитание этого закона исключает возможность прогресса или улучшений в настоящем»³

. Желание что-то изменить и человеческие ресурсы следует искать в Восточной Европе: если тамошние евреи смогли выжить под гнетом царизма, писал он, они смогут выжить и даже будут благоденствовать под властью султана. Его соратник, сэр Чарльз Уоррен, ветеран многих экспедиций Фонда, пошел даже дальше и предложил, чтобы развитием Палестины занялась Ост-Индская компания, «объявив своей целью постепенно завозить сюда евреев, которые со временем населят страну и станут управлять ею». Свои идеи он изложил в книге, увидевшей свет под названием «Земля Обетованная», где в частности утверждал, что при хорошей администрации и росте коммерции население может увеличиться десятикратно и «все равно останется место». Плодородие земли, предсказывал он, «возрастет пропорционально вложенному в землю, пока тут не сможет разместиться пятьдесят миллионов». Книга Уоррена вышла в 1875 г., пока Джордж Элиот писала «Даниэля Деронду», а в Вене группа «Ха-Шахар» призывала к возрождению своей нации.

Но в целом интерес Англии еще оставался библейским, хотя и на совершенно иной лад, чем у Шефтсбери, можно даже сказать, ему противоположный. Над евангелизмом одержал победу «нахальный рационализм», но произошло это под аккомпанемент столь яростных споров, что сама Библия стала камнем преткновения, а Святая земля — полем полемик не меньшим, чем римский форум. Сторонники рационализма, стремившиеся доказать историчность Библии, бросались в Святую землю искать буквальные подтверждения своим теориям. Поскольку они отвергали Библию как откровение и, следовательно, ее непогрешимость, они отвергали и пророчество. Впрочем, эта новая волна отнюдь не смыла предпосылки восстановления Израиля, поскольку, изучая древности, рационалисты обнаружили евреев как народ и как существовавшее некогда государство. Ранним проводником «высшей критики»[82]

стала «История евреев» преподобного Генри Харта Милмена (отметим, что речь идет об истории не иудеев или израилитов, или не «древнего народа Божия», а именно евреев), и вой, который поднялся, когда он назвал Авраама шейхом, был колоссальным. Милмен умер деканом собора Святого Павла, знаменитым и уважаемым, но когда его книга увидела свет в 1829 г., она была воспринята почти как национальное оскорбление.

Заново открытая фактическая история евреев, считал Милмен, не священная тема, к которой неприменим научный подход из-за ее связи с божественным откровением, напротив, она «часть мировой истории». Функции, которые отправляли евреи в прогрессе развития и цивилизации человечества «настолько важны, настолько долговечны», что долг христианского историка изучать их историю как единственный надежный способ обрести высшую религиозную истину. Древние иудеи были людьми из плоти и крови, говорили человеческими голосами, слышали человеческими ушами, и, коротко говоря (так читателя разом подводили к знаменитой фразе), «за вычетом его веры и общения с истинным Богом, Авраам был обычным шейхом кочевников». И вдогонку за этим другой удар: расступившиеся воды Красного моря — не большее чудо, чем шторм, налетевший на Ла-Манш и в критический момент разметавший испанскую Армаду.