Библия и меч. Англия и Палестина от бронзового века до Бальфура

Кольридж в сходном ключе видит в Иисусе «философа-платоника». Едва вернувшись из Геттингтена, где историческая критика Библии неудержимо шла вперед тяжеловесной поступью германской науки, он объявил истовую веру в непогрешимость Библии «если возможно, еще более нелепой, чем веру в непогрешимость папства». В эссе и застольных беседах он бесконечно агитировал за новый поход к Библии. Церковники забеспокоились, и, когда в 1832 г. первый Билль о реформах знаменовал победу либерализма, очень и очень испугались. Церковные власти сочли либеральный климат не слишком здоровым. А потому в 1834 г. взяло с старт Оксфордское движение, явившееся отчаянной попыткой противостоять натиску рационализма на Библию как откровение за счет выдвигаемой на первый план веры. Кеббл произнес свою знаменитую Ассизскую проповедь⁴

и в том же 1834 г. вместе с Ньюменом и Пьюзи выпустил первый «Трактат для нынешних времен». Сколько страсти и эрудиции выплеснулись его страницы по таким запутанным проблемам, как авторство Пятикнижия, обоснованность Книги Даниила, нравственной оценки чересчур уж человеческого поведения Давида в худшие его моменты и Иакова — в наиболее убедительные! Ньюмен считал каждого, кто поднимает такие вопросы, еретиком; Кеббл уверждал, что только очень греховный человек может заниматься изысканиями, подрывающими божественность Святого Писания; Пьюзи даже ездил в Германию изучать исторический метод, чтобы лучше с ним бороться, став профессором иудаистики в Оксфорде, читал по девять лекций в неделю, чтобы преподать изучающим теологию студентам максимально полное знание идиом языка Ветхого Завета для лучшего понимания слова Божия⁵

.

Но в конечном итоге пользы это не принесло. Сторонники Ньюмена и Пьюзи были, по сути своей, реакционерами и шли скорее наперекор времени, чем в ногу с ним, и эпоха одержала верх. Переход Ньюмена в католичество в 1845 г. (вскоре за ним последовал Мэннинг) стал логичным исходом. Для веры ему требовался непогрешимый авторитет, и когда Библия его лишилась, единственным прибежищем стал Рим. Кеббл и Пьюзи продолжали бороться, стараясь не допустить, чтобы сторонники Оксфордского движения последовали примеру Ньюмена. Религиозный климат был таков, что даже в 1860 г. двое из семи авторов «Эссе и ревю», знаменитого встречного залпа рационалистов, предстали перед судом по обвинению в ереси⁶

. Их оправдание Тайным советом в 1864 г. (после многолетних гневных тирад с обеих сторон) ознаменовало гибель старого уклада — авторитет, правивший при пуританах, возрожденный евангелистами, спел свою лебединую песнь в Оксфордском движении.

Теперь рационалисты закусили удила, и их путь лежал в Палестину и к новому пониманию иудаизма как не божественного, а мирского источника христианства. Декан Стэнли, ведущий либеральный теолог того времени, свой курс лекций по истории церкви в Оксфорде начал с «завета Аврааму»[83]

. Вполне естественно, что Стэнли лично отправился на поиски места, где это случилось, и по результатам двух лет путешествий по Святой земле опубликовал книгу «Синай и Палестина» (1857). Палестина, писал он, явилась «сценой самых важных событий в истории человечества». Здесь слово Божье снизошло напрямую к еврейскому народу, и только здесь возможно изучать обстоятельства, сформировавшие характер «самой удивительной нации, какая только ходила по земле». Здесь, где путник узнает в диком ракитнике куст, под которым спал Илайя, где стоит на Фасги и видит ту самую картину, какая открылась Моисею, где на каждом шагу находит местные отголоски того, что «известно в каждой христианской семье», только здесь можно найди свидетельства, которые докажут жизненную реальность Библии.

Во второй раз декан Стэнли вернулся в Палестину в качестве капеллана и гида принца Эдуарда в его королевском турне 1862 г. Его страсть к поиску исторических истоков была вознаграждена, когда, наконец, было получено разрешение посетить гробницы патриархов в Хевроне, куда с 1187 г. не ступала нога европейцев. «Глубокий стон зародился среди собравшихся, когда было открыто святилище, усыпальница Авраама, и удвоился у усыпальниц Иакова и Иосифа[84]. Можете представить себе, какие чувства я испытал, когда насколько возможно глубоко опустил руку в каменный склеп и когда я преклонил колени, чтобы определить, в какой мере гробница Авраама является частью природной скалы». Принц в ответ на восхваления Стэнли, что благодаря ему такой визит стал возможен, ответил: «Высокое положение, как видите, имеет свои преимущества».