Более ста лет продолжаются споры о начале русской интеллигенции.
На звание «первого русского интеллигента» рекомендуются: древнерусские «православные священники, монахи и книжники» (В.О. Ключевский, Г.П. Федотов), современник Ивана Грозного преподобный Максим Грек (Д.С. Лихачев), Петр I (Д.С. Мережковский), просветитель-книжник Н.И. Новиков (Р. Пайпс), А.Н. Радищев (Н.А. Бердяев), П.Я. Чаадаев, анархист М.А. Бакунин (П.Б. Струве), не говоря о прочих кандидатах. Современный культуролог Г.С. Кнабе рассуждает в духе эволюционизма: «Россия буквально выстрадала эту “прослойку” и её ценности, трижды вызывая её к жизни»: первый раз – «в виде отдаленного предвестия на рубеже XV–XVI вв.; второй раз «несравненно шире и глубже в предпетровские годы» (автор называет Симеона Полоцкого, Епифания Славинецкого, Сильвестра Медведева, Кариона Истомина); третий раз «в середине XIX века при Тургеневе и Сеченове, Владимире Соловьеве и Менделееве»[141]. Показательно, что появление интеллигенции в социальной структуре России в середине XIX века Г.С. Кнабе, в отличие от П.Б. Струве и его единомышленников-либералов, связывает не с анархистами и революционными демократами, а с именами ученых, писателей, философов.Нетрудно понять, что спор о «первом русском интеллигенте» обусловлен разным пониманием сущности интеллигентности: кто-то ассоциирует её с «премудростью Божией», кто-то – со светской образованностью, кто-то – с гуманистической толерантностью, кто-то – с воинствующей квазигу-манистической этикой (см. трактовки понятия «интеллигенция» в разделе 2.1.1). Однако, несмотря на существенные расхождения, все авторы, за исключением П.Б. Струве, связывают появление русской интеллигенции со становлением русской книжности.
Недаром в числе первых интеллигентов называются древнерусские книжники, в том числе преподобный Максим Грек, допетровские литераторы, начиная с Симеона Полоцкого, книгоиздатель Николай Новиков, которые конкурируют с радетелем отечественного просвещения, прилежным книгочеем Петром Великим. Поскольку время зарождения русской интеллигенции остается дискуссионным, тем более неопределенными кажутся обстоятельства появления библиотечной интеллигенции. Эти обстоятельства, кстати говоря, даже не обсуждаются библиотековедами, предпочитающими толковать о библиотечных кадрах, трудившихся в первых императорских библиотеках. Попытаемся внести ясность в этот вопрос.3.1. Поколения библиотечной интеллигенции
3.1.1. Демографические и социально-культурные поколения.
Культурно-историческая эпоха трактуется в культурологии как «длительный период доминирования сходных культурных форм на одной ценностно-смысловой основе»[142]. Книжность можно понимать как одну из исторически обусловленных культурных форм. Как известно, по способу производства книг различаются три культурных формы: рукописная книжность, мануфактурная книжность, индустриальная книжность. Соответственно, можно выделить поколения интеллигентов-книжников рукописной эпохи, интеллигентов-книжников мануфактурной эпохи и интеллигентов-книжников индустриальной эпохи, которых объединяет интеллигентность, включающая в себя благоговение перед Книгой. Таким образом, вырисовываются вехи для построения периодизации библиотечной интеллигенции: XI–XVI вв. – древнерусское книгописание; XVII–XVIII вв. – мануфактурное книгопечатание; XIX–XX вв. – индустриальное книгоиздание. Прежде чем превратить эти вехи в цельную периодизацию библиотечной интеллигенции, уточним понятие «поколение».