Билет в один конец

Давление окружающего воздуха начало повышаться, и Фрэнк почувствовал, как его скафандр обмяк. Контрольная лампочка шлюзовой камеры сменила цвет с красного на зеленый, щелкнул предохранительный замок. Фрэнк открыл люк – давление выровнялось идеально, но уплотнители неизменно требовали приложить дополнительное усилие – и покинул камеру. На стене уже висели на крючках четыре скафандра, подобно пустым оболочкам, а система жизнеобеспечения закачивала кислород в опустевшие баллоны.

Фрэнк был с ног до головы в пыли. Он всегда был с ног до головы в пыли. Тонкая оранжевая пленка покрывала всё, и удалить ее было практически невозможно. Справлялась с нею одна только вода, но, хотя вода и была, ее не хватало, к тому же от нее не было никакого толка снаружи. Фрэнку порой казалось, что он всю свою жизнь смотрит на окружающий мир сквозь ржаво-бурые подтеки на стекле шлема. Зевс сказал, что это отложения соли, однако эти знания нисколько не облегчили Фрэнку жизнь. Использовать в качестве тряпок для протирки можно было только материал парашюта. Тонкий, легкий и невероятно прочный, он совершенно не обладал абсорбирующими свойствами.

Открыв дверцу на спине скафандра, Фрэнк неуклюже выбрался задом. Он стал поджарым. Да, ему постоянно хотелось есть, но так, как хочется есть хищнику, без гложущего чувства неутоленного голода, хотя только гибель Марси и Алисы позволила астронавтам продержаться так долго. И есть хотел не один только Фрэнк, а голодные спорят – и не только о калориях, а обо всем на свете.

Фрэнк натянул комбинезон, грязный, рваный в двух местах, с оторванными карманами, и повесил скафандр на свободный крючок. Отсоединив систему жизнеобеспечения, он вставил ее в гнездо и подключил к электропитанию и воздуху. Ему нужно было сходить в сортир, но теперь туалет по крайней мере был подключен к системе повторного использования воды. И появилось пространство: можно было выбирать из трех дверей. Одна – еще одна шлюзовая камера, ведущая в теплицу. Левая вела в то, что должно было стать и что когда-нибудь станет лазаретом. Зевс еще не приступил к разборке лекарств, поскольку он был занят прокладкой труб. За правой находилась зона отдыха – ее называли «двором», хотя она и располагалась внутри, – и жилой отсек.

Фрэнк пересек двор и прошел по коридору к клозету. Двери не были герметичными, не закрывались автоматически: их предписывалось оставлять открытыми, чтобы помочь проходящим под полом вентиляционным трубам и улучшить циркуляцию воздуха. Даже закрытые, они не обеспечивали герметичность, и в случае возникновения чрезвычайной ситуации члены экипажа должны были сами задраивать их с помощью специального рычага.

Фрэнк поражался тому, какое значение для него, для всех них имели такие обыденные вещи, как двери, ширмы и занавески. Закончив оснащение теплицы, заключенные самым первым делом установили стены своих кают. Спали все по одному, сначала на надувных матрасах на полу, теперь на кроватях с отделением для хранения внизу.

Хотя хранить им было особо нечего. До сих пор не было никаких признаков их личных вещей. Книги и письма Фрэнка бесследно затерялись, как и то немногое, что удалось сохранить из своей предыдущей жизни остальным. Брэк отвечал на все вопросы: «Я не знаю». Он единственный поддерживал связь с «Ксеносистемами». Но если он и спросил у Центра управления полетами, где пожитки членов экипажа, то никому ничего не сказал.

Закрыв задвигающейся ширмой вход в туалет, Фрэнк сел на корточки и прочитал правила пользования – потянуть ручку «А», нажать кнопку «Б», отпустить ручку «А», потянуть ручку «В», снова нажать кнопку «Б» – и опустил голову. Он очень устал. Больше всех остальных.

Зевс по-прежнему демонстрировал неиссякаемый аппетит к физическому труду, стараясь показать себя с лучшей стороны силам, стоявшим выше, чем даже «Ксеносистемы». Ди и Зеро были молодые, Зеро весь день проводил в теплице, сажая семена и наблюдая за ростом саженцев. Ди активно работал, занимаясь вместе с Декланом электропроводкой модуля, но поднятие тяжестей и долгие часы работы снаружи доставались Фрэнку.

Он до сих пор не видел, чтобы Брэк хотя бы палец о палец ударил. Он был тюремщиком, надсмотрщиком, однако здесь никого не нужно было стеречь. Все прекрасно понимали, что поставлено на кон, и роль Брэка была лишней. Едва ли эту жизнь можно было назвать халявой, но Фрэнк сознавал, что не один он недоволен положением дел. Однако у него в подсознании оставалась заключенная сделка: Брэк будет жить стколько, сколько потребуется, чтобы ему, Фрэнку, вернуться домой.

Потянув и нажав все в должном порядке, Фрэнк вымыл руки и лицо. Из крана потекла струйка стерилизованной, чуть теплой воды. Фрэнк сполоснул щеки и отрастающие волосы. Кожа на ощупь была очень сухой – последствие дней напролет в скафандре, с вентиляторами, гонящими воздух прямо на высушенную, словно пергамент, плоть.