Билет в счастливую жизнь

– А вы спуститесь в подвал, там у него мастерская находится. Недавно туда отправился… творить, – последнее слово молодой человек произнес с сарказмом, – Леонардо недовинченный, блин.

– А что, художник не очень? – полюбопытствовала я чуть насмешливо, подстраиваясь под тон собеседника. Парень фыркнул:

– Художник-то, может, и очень, а вот человек – фигня полная. А вы, девушка, поклонница таланта Переводникова?

– Нет, я к нему по другому вопросу, – покачала я головой. – А чем вам человек-то не угодил?

– Уфф… Понты гнет – это раз. Всех окружающих считает хуже грязи – это два. Орет на весь подъезд, чуть что не по его, – это три. Тот еще скандалист! – развел руками парень и резким жестом затушил окурок о жестяную банку. После чего кивнул мне на прощание и скрылся за дверью квартиры.

Я же спустилась в подъезд, вышла из него и, оглядевшись, увидела рядом с подъездом лестницу, ведущую вниз. Наверное, это тот самый подвал, о котором говорил парень и в котором Григорий Переводников устроил мастерскую. Ладно, посмотрим. Я спустилась по лестнице. Открыв тяжелую дверь и пройдя несколько шагов, я оказалась в длинном и узком коридоре, освещенном тусклой лампочкой.

Продвигаясь вперед практически на ощупь, я увидела еще одну дверь. Она была приоткрыта, и из-под нее выбивалась полоска света. Я осторожно открыла дверь. Сравнительно небольшая комната была обставлена старым диваном с выпирающими пружинами, колченогим стулом и креслом с рваной обивкой. По-хорошему все это уже давно надо было определить на свалку. В центре мастерской около мольберта стоял мужчина, определить возраст которого с первого взгляда было довольно затруднительно.

Совершенно седые волосы очень контрастировали с довольно моложавым лицом. Причем волосы не были собраны в хвост, как это обычно принято у художников, а спадали на плечи. Мужчина был очень худой, ну просто Кощей Бессмертный. Особенно это было заметно по рукам, которые были видны из-под футболки неопределенного цвета, возможно – из-за следов краски на ней. Впрочем, старые линялые джинсы тоже были заляпаны разноцветными пятнами. В правой руке мужчина держал кисть и время от времени наносил ею на мольберт какие-то штрихи. Скорее всего, сейчас он работал над созданием очередной картины. В мастерской явственно чувствовался характерный запах, напоминающий скипидар. Ну да, ведь определенно здесь требуется растворитель или еще какое-то подобное вещество.

Я перевела взгляд на стены мастерской. На них висели холсты с весьма абстрактным изображением чего-то, что не поддавалось определению. Интересно, какую технику использовал создатель этих картин? По мне, так это просто выдавливание на холст краски и последующее ее размазывание. Причем размазывать ее можно было всем, что под руку попадется, а скорее всего, и самой этой рукой. Один раз я видела в зоопарке, как «рисуют» обезьяны, конечно же на потеху посетителям. Мартышки даже окунали в краску свои хвосты и швыряли ее на «картины». Потом эти «шедевры» продавались тут же. На что только не пойдешь ради получения прибыли. И ведь находились люди, которые платили за это весьма нехилые суммы.

М-да, кажется, этот художник совсем недалеко ушел от наших обезьяньих предков. Или от четырехлетних деток. У моей бывшей одноклассницы Элеоноры ребенок именно так и приобщался к миру художественного искусства. Вот точь-в-точь такие картины в деревянных рамочках, только гораздо меньшие по размеру, были развешаны в холле ее квартиры. И Элеонора с гордостью демонстрировала гостям творения своего чада. Впрочем, может быть, я просто ничего не понимаю в современной живописи.

Мужчина нанес очередной мазок на холст и немного отошел в сторону. Я прикрыла дверь и постучала. Послышались шаги, и вскоре дверь открылась.

– Здравствуйте, – сказала я. – Мне нужен Григорий Алексеевич Переводников.

– Это я, – ответил художник и выжидательно посмотрел на меня.

– Григорий Алексеевич, меня зовут Татьяна Александровна Иванова, я частный детектив и занимаюсь расследованием убийства Иннокентия Константиновича Подхомутникова. Мы можем поговорить? – спросила я.

– Ну, проходите, поговорим, – отозвался Переводников. – Садитесь вон в кресло или на стул, – предложил художник. – Можете еще на диване устроиться.

Я не рискнула сесть на стул, одна ножка которого держалась буквально на честном слове. Да и диван с откровенно торчащими пружинами тоже не располагал к тесному контакту. Поэтому я устроилась на кресле, предварительно выбрав место, где обивка была более-менее целая.

– Так я вас слушаю, – сказал Переводников.

– Григорий Алексеевич, позавчера у себя в квартире был убит Иннокентий Константинович Подхомутников. Поскольку я ищу его убийц, у меня к вам будет ряд вопросов. Скажите…

– Постойте-ка, вы что же, меня записали в его убийцы? – вскричал Переводников. – Вы меня, что ли, подозреваете?!