Битва свадеб

Сэнди, подняв тарелки, вопросительно дернула головой в сторону все еще не занятого столика. Мелани кивнула, и подруга потихоньку исчезла со сцены. Теперь снова фокус на матушку…

Та стояла, словно солдат, готовый защищать крепость, – одна рука опущена и сжата в кулак, другая так крепко обхватила запотевший стакан, что побелели костяшки. На лице упрямое выражение, как всегда во время споров из-за Хиллари. Пытаясь замолчать неудобную проблему, Энн вечно делала вид, что с сестрой ничего страшного не происходит, просто она немного нервная. Это стремление всегда казаться сильной и ни на миг не выпускать ситуацию из-под контроля на деле лишь ухудшало ее. Мать, ведя себя в соответствии со своими представлениями о правильном, неизменно держалась с вежливо-гордой неприступностью, и это приносило больше вреда, чем пользы. Дурацкое самолюбие и упорное нежелание видеть уродливую правду под красивой оболочкой отчасти послужило и причиной смерти отца. Энн предпочитала винить Теннисон в том, что случилось с их семьей, однако и сама сыграла немалую роль в самоубийстве Альберта.

– Хиллари «прибаливает», – Мелани показала пальцами кавычки, – почти всю свою жизнь и не сможет поправиться, если будет потакать болезни… если ты будешь позволять ей это. Сегодня праздник Эммы, и Хиллари должна была прийти, пусть даже ненадолго.

Энн сурово взглянула на дочь.

– Твоей сестре лучше оставаться дома.

– Чтобы никто не видел, что она с собой сделала? Лишь бы не позорить семью?

Как Мелани ни уговаривала себя, она была глубоко уязвлена поведением сестры и злилась на мать за то, что та этому потворствует. Обе использовали состояние Хиллари как предлог, чтобы уклоняться от семейных обязательств. Мелани знала, что сестра ее любит, однако из-за того, как та поступала, чувствовала себя ненужной. Почему мать не понимает, что дело не столько в самом появлении на празднике, сколько в готовности пойти на жертвы, чтобы показать свою любовь?

Господи, как же задолбало вечно оставаться на втором плане! Во всем – на свадьбе, в собственной семье, в браке. Все вокруг слишком заняты собой и просто перестали тебя замечать. И вечно одни и те же отговорки…

– Довольно! Я отказываюсь обсуждать это здесь. Нашла место! – произнесла Энн с каменным лицом – результатом пластических операций и ожесточения, которое она носила как знак отличия. Гордая вдова и обремененная заботами мать, которая не позволит себе ни секунды слабости.

– Неважно, где это обсуждать. Ты пытаешься делать вид, что никакой проблемы нет. Иногда нужно уметь признавать, что у других есть свои слабости. Что люди совершают ошибки. Нужно уметь признавать, что…

На середине тирады Энн вдруг развернулась и зашагала прочь. Мелани, закрыв рот, уставилась ей вслед.

– Ну отлично, – прошипела она, втягивая воздух и выдыхая, чтобы успокоиться.

– Что-то случилось? – спросила Теннисон, возникая рядом.

Вечно она вылезает, где не нужно, как сорняк! Но хоть Теннисон за последние недели и вымотала Мелани всю душу, хорошо все же, что рядом оказался кто-то, способный понять, насколько невыносимой может быть матушка.

– Хиллари. И мать.

– Я слышала, что у Хилли последнее время дела неважно… – Рука Теннисон неосознанно коснулась спины Мелани. – Ну, что она по-прежнему не может победить булимию. Собиралась как-нибудь ее навестить… Ты ведь знаешь, я всегда ее любила. Она прекрасный человек.

– Да, верно.

Голос Мелани смягчился. И правда, в школьные годы Теннисон часто обращалась к Хиллари, чтобы та помогла с прической, посмотрела, ровно ли легла подводка для глаз, или просто приходила посплетничать о знакомых девчонках постарше. Так что забота была искренней.

– К ней можно? Она достаточно хорошо себя чувствует?

– Не знаю. Мать вечно скрытничает.

Мелани тут же пожалела о своих словах. Это было как раньше времени сорвать бинт с раны, которая сразу обильно закровоточила. Ожили воспоминания о том, как Теннисон однажды уже узнала их секрет и использовала его против Мелани. О травме, по-прежнему отравлявшей ее семью, как источающая яд опухоль. Пусть мать и отказывалась признать, что та никуда не делась и нуждается в лечении.

– Все что-то скрывают, – проговорила Теннисон. В ее голосе звучало… пожалуй, раскаяние.

– Наверное…

– Я имею в виду, что у всех здесь есть что-то такое, о чем не стоит знать остальным. Тяжесть на душе, морщинки, сумасшедшие дядюшки… У каждого свой скелет в шкафу.