Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации

«Приехал в военный штаб по продналогу, производят многочисленные аресты виновных и невиновных за невыполнение продналога. Допрос – только два слова: платишь или нет. Ответ ясный. Если у него нет ничего, и он говорит „нет“. А уже не спрашивают, почему не платишь, а прямо обращаются к конвоиру и говорят: „Веди“. Ведут мужичков в камеру прямо десятками и отправляют дальше. Жены и дети плачут. Это ужас. Главное, если нет хлеба, то говорят, найди где-нибудь, да заплати. Вчера 25 октября пригнали из Осиновки массу мужиков. В их разговорах один говорит: „С меня налогу 60 с лишним пудов. Я намолотил всего 50 п., посеял 2 дес. ржи, а что-то тоже ем, отдал в налог 10 п. Вот если бы мне дали отсрочку, я бы поехал и променял за хлеб лошадей, две коровы и отдал бы все“… Я знаю достоверно, что променивают последнее имущество и скот, да платят. А у кого нет ничего, тот сидит арестованный. Настроение населения скверное. Вот мужики и говорят, что дождались свободы»

[217].

По всем губерниям сообщали: хлеба не хватает, крестьяне питаются суррогатами. Если эти донесения и посылали в Москву, то правительство оставляло их в небрежении, сосредоточившись на сводках о смертях. Регионы, где не умирали, интересовали Москву только с одной точки зрения: могут ли они дать еще хоть что-то, по-прежнему не умирая.

Тем не менее все же удалось собрать 233 млн пудов хлеба. Если принять число голодающих за 20 млн человек да еще в 15 млн определить жителей городов, получается примерно 15 пудов на человека, хотя на самом деле, думаю, потребителей оказалось намного больше – северные губернии без привозного хлеба тоже не выживали. Плюс к тому надо было какую-то часть зерна отложить на семена – в голодающих областях не осталось ничего.

…17 марта 1922 года вместо множества натуральных налогов был установлен единый продналог – каждому виду сельхозпродукции присваивался эквивалент в пудах ржи или пшеницы. Налог был прогрессивным, в зависимости опять же от надела, обеспеченности скотом, числа едоков и урожайности. Привели в порядок и местные платежи. Задание установили в 340 млн пудов, т. е. в среднем примерно 3,5–4 пуда с десятины. Но даже и такой, для многих хозяйств он оказался непосильным, а для сбора снова пришлось обращаться к воинским частям. Это уже становилось традицией.

Одна из многих причин жестокости властей – та, что совершенно невозможно распознать навскидку, насколько правдивы жалобы на непосильное налоговое бремя. Так, в Гдовском уезде Петроградской губернии непосильным считали молочный налог – 4 ведра с коровы в месяц. «Если крестьянин будет выдавать молоко, которое ему приказано, то совершенно останется без молока». 4 ведра – это 48 литров, получается чуть больше полутора литров в день. Вот и пойми: не то жители Гдовского уезда полагают, что «городская» власть не способна отличить корову от козы, не то там и в самом деле такие

коровы…

Кроме натурального, существовал еще и денежный налог – 8 млн руб. золотом, а с учетом разных местных налогов сумма вырастала до 33 млн руб – если уравнительно, примерно по полтора рубля с каждого двора, или около двух пудов ржи по осенним ценам. Уже одно то, что столь мизерные налоги заставляли многих продавать скот, говорит о тяжелейшем состоянии сельского хозяйства.