Битва за хлеб. От продразверстки до коллективизации

Об отчаянных усилиях правительства сделать хоть что-то говорят размеры хлебного экспорта. Непосредственно перед Первой мировой войной российские хлеботорговцы вывозили около 750 млн пудов зерна в год. В относительно благополучных 1923–1924 годах СССР (теперь уже именно государство, поскольку правительство, несмотря на колоссальный нажим из-за границы, наотрез отказалось отменить монополию внешней торговли) вывез, по разным данным, 150–188 млн пудов хлеба. В следующем году, по причине очередного голода, экспорт был сокращен в 10 раз, и даже импортированы 30 млн тонн муки. В 1925–1926 годах экспорт составил 127 млн пудов (около 22 % всего товарного хлеба в государстве), а в 1926–1927 годах – около 160–185 млн (в среднем около 27 %). Доходы с экспорта тратились на покупку за границей того, что не производилось в стране. Всего – от станков до лопат.

Заграничный товар был, во-первых, дорог, а во-вторых, абсолютно не решал проблемы. Нечего обогащать западных производителей, надо проводить индустриализацию, а провести ее можно только на деньги, взятые у крестьян, – другого источника средств в стране попросту не существовало. Нэпманы не спешили почему-то вкладываться в производство, превращать страну в экономическую колонию тоже не очень-то хотелось, поэтому приходилось снова и снова нажимать на мужика. Но вся беда в том, что у самого лучшего гражданина и патриота нельзя взять больше того, что он может дать. В это и уперлось дальнейшее развитие страны.

* * *

В 1925–1926 годах валовой сбор зерна составил 4512 млн пудов. при этом товарного хлеба, как уже говорилось, было получено 514 млн пудов, т. е. около 11 %. В следующем году эти цифры составили 4747 млн, 646 млн и 13,5 %.

Не может стать промышленно развитым государство, 90 % населения которого ковыряются в земле с той же технологией и теми же урожаями, что и тысячу лет назад. В первую очередь потому, что индустриализация завязана на прибавочный продукт сельского хозяйства. Если десять селян с трудом кормят одного горожанина – у такой страны для роста городов не будет ни людей, ни продовольствия, ни денег.

В статье «На хлебном фронте» Сталин приводит выкладки члена коллегии ЦСУ Немчинова касательно товарности деревенских хозяйств. Они основываются на двух показателях: валовой сбор и товарный (т. е. ушедший на продажу) хлеб, и приведены в следующих двух таблицах.

До войны

После войны (в 1926–1927 годах)

Как видим, проблема возрождения аграрного сектора на путях укрепления трудового крестьянского хозяйства (т. е. бедняцкого и середняцкого) не решается никак. Кулацкие хозяйства 20-х годов уже нельзя считать трудовыми – тем не менее их уровень товарности все равно неудовлетворительный, так что и на кулака (именно он стыдливо прячется под видом «крепкого крестьянина») ставить бессмысленно. Единственной приемлемой альтернативой является выбор между двумя вариантами крупных хозяйств – помещичьими или социалистическими. В принципе, для экономики глубоко безразлично, каким будет крупное хозяйство – лишь бы оно было. Сейчас правильный ответ известен – будущее за крупными частными хозяйствами. Поэтому из двух равных вариантов следовало выбрать помещиков, а из двух неравных – тоже помещиков. Почему? Ну это же так просто: потому что социализм – это абсолютное зло. А почему социализм – абсолютное зло? Потому что капитализм – это абсолютное добро. А почему капитализм – абсолютное добро?

Ну это же так просто: потому что они победили!

А вот большевики насчет победы капитализма придерживались иного мнения. Более того, им совершенно не нужны были побочные эффекты ставки на помещиков – превращение половины страны в люмпенов, социальные взрывы и диктатура латифундистов.

Странные люди, а?

Община, хутор, отруб

Через года полтора

Все уйдут на хутора.

Худо ль, лучше ль будет жить,

А нет охоты выходить.

Псковская частушка

Столыпинскую реформу новая власть не отменила, но и не стимулировала, а, скорее, присматривалась и тихо саботировала. Если большевики временно смирились с эсеровским «мужицким раем», то это не значит, что они собирались культивировать его и впредь. Другое дело, что перед тем, как начать аграрную реформу, надо было дать передышку крестьянину и передохнуть самим.

Земельный кодекс РСФСР 1922 года сохранил основные принципы Закона о социализации земли. Крестьянин мог пользоваться причитающимся ему наделом как угодно: остаться в составе земельного общества, уйти на хутор, выделиться на отруб или же войти в артель или колхоз. Вроде бы те же условия, что и после Столыпинской реформы – а результаты совершенно другие. После революции реформа, наконец, пошла. В сознании людей хутор и отруб становились предпочтительнее земельного общества. И нетрудно понять, почему.