Битва за Лукоморье. Книга 3

– Я и дивлюсь, как ты этому заклятью так легко выучилась, – серьезно сказал Молчан. – У берегинь да и у других лесных духов волшба – своя, особая, не каждому она в руки дается… Не скромничай, Милена. Такой дар, как у тебя – редкое сокровище.

– Она сама – сокровище. Только в это не верит, дурища несусветная, – наябедничал оживающий на глазах Терёшка. – Уж я ее пилю-пилю…

– Не был бы ты хворым, я бы тебя стукнула по макушке, – отмахнулась внучка знахарки. – Боярин, займи его пока разговором, что ли, ты умеешь, а я этому добру молодцу похлебки с потрошками куриными принесу с поварни… И питье для него у меня уже настоялось.

– Опять такое, что не проплюешься? Вы с Остромиром будто потягаться решили, у кого зелья пакостней… – скривился болящий и чуть взаправду не словил от подружки подзатыльник.

– Чабрец тебе заварила, шиповник, зверобой, лист смородиновый и еще кое-что. Даже меду, так и быть, две ложки положу, – хмыкнула Миленка. – А будешь умницей, во двор выпущу, воздухом подышать.

– Не девица, а воевода! А со стороны поглядеть, воды не замутит… – усмехнулся Яромир, когда закрылась дверь. И тут же, вроде бы ни с того ни с сего, с языка у Баламута сорвался вопрос, которого Терёшка не ждал никак: – Слушай, рыжий, ты не знаешь, почему Милена бусы не носит? Ей бы очень к лицу пришлось. Я тут, пока вас не было, в городе приглядел одно ожерелье… веселенькое такое, с красными да желтыми камушками. Хочу подарить…

Терёшка так и сел на постели, в упор уставившись на молодого великоградца. О том, что они пережили в логове вештицы, мальчишка богатырям особо не рассказывал, сама Миленка тем паче не упоминала о своем трехлетнем рабстве у безумной Росавы… зато сейчас перед глазами у парня снова со всей отчетливостью встали синяки и ожоги на худенькой девичьей шее. Обмотанной в три ряда страшным знаком этого рабства, который ни снять, ни разорвать – ниткой красно-желто-зеленых бус, ярких, как волчьи ягоды…

– Не дари ей бусы, – тихо, но твердо попросил Терёшка. – Никогда. Не надо.

– Что так? – нахмурился Яромир. – Не возьмет? Ты не подумай чего не того. Я же от чистого сердца… чтоб ее порадовать…

– Да понимаю, что от чистого, не в том дело… – замялся сын Охотника. – Подари ей лучше что другое, только не ожерелье. Не выпытывай, почему… Ни у меня, ни у Миленки. Захочет – сама когда-нибудь расскажет.

По лицу Баламута было видно, что вопросов у него теперь еще больше. Но уважать чужие тайны, на защиту которых так встают грудью, молодой богатырь привык – к тому же, на Терёшкино счастье, снова заскрипела дверь.

Яромир и Молчан разом поднялись навстречу Добрыне и Ивану Дубровичу. Терёшка тоже поспешно спустил босые ноги с постели на пол, но воевода, подойдя к нему, решительно припечатал парню тяжелой ладонью плечо: сиди, мол, не вставай.

И Никитич, и его молодой помощник были в плащах, из-под которых поблескивали брони. Сапоги – запыленные, оба – только что с седла.

– Как поговорили? – шагнул к ним Молчан.

Ездили послы великоградские вместе с Провом да Мадиной к царицыному дяде Славомиру и изрядно у него в усадьбе задержались. Им было что порассказать старому боярину и было что с ним обсудить.

– Поговорили сперва крутенько, – усмехнулся Добрыня. – У Прова нрав горячий, а у Славомира Пересветовича – тяжелый… Но главное – помирились они, пускай и со скрипом. А мир меж царем да не сгнившей знатью Алыру нужен сейчас крепко… Парень-то наш как? Мадина Милонеговна с супругом про него много спрашивали.

– Парень молодцом, – заверил воеводу Данилович. – В постели долго не удержишь.

– Добро, – острый зеленый прищур Никитича потеплел. – Пров бровь залечил, синяком больше не щеголяет, в себя пришел. Решил договор с Русью насчет Бакана да приграничных дел завтра подписать, ну и заодно пир задать в честь Осеннего Солнцеворота. Сановников для этого собирает, даже кое-кого из опальных бояр в столицу успел из ссылки вернуть. Мы там все должны быть, и Терёшка с Миленой тоже.

– И мы?.. – до того испуганно вырвалось у сына Охотника, что все четверо богатырей не выдержали, дружно заулыбались. – Разве ж мы такую честь заслужили?..

– Еще один скромник записной! – фыркнул Яромир. – То Милена тут краснела, как вишня переспелая, то этот вот теперь… Неловко на коня задом наперед садиться – за хвост держаться трудно. Понял?

– Если про заслуги говорить, то краснеть вам за себя нечего. И смущаться ты, парень, брось, – Добрынина ладонь взлохматила Терёшке волосы. – А что до посольских наших дел, то, похоже, Данилыч, мы куда большего добились, чем надеялись… Пров обмолвился, что собирается еще один указ подписать. Силу возвращающий всем старым договорам, которые он с Русью разорвал. И о свободном проезде наших купцов да путников по алырским трактам, и о выдаче разбойников да душегубов.

– Карпу, небось, сейчас икается, – хмыкнул Молчан в рыжеватую бороду. – Ничего об этом тате нового не слышно?

– Царевы люди носом землю роют, но пока – ни слуху, ни духу, – отозвался Ваня Дубрович. – Видно, и правда рыбина под корягу ушла…